Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Сборники стихотворений. Том 1. Анатолий Гейнцельман

чтоб слышал Всевышний,

      И рыдает в сугробах кобза.

      Надвигалась на вечную ночь псалмопевцев

      И земная, недолгая ночь,

      И присели они у шелковых деревцев,

      Побросав свои торбочки прочь.

      И запели они, на бандуре играя,

      Выгравая земную печаль,

      И забыли про горе и голод, спивая,

      И про путь в бесконечную даль.

      И как солнце громадное с черной звездою,

      На груди их сияли кобзы,

      И алмазной была перевита слюдою

      Борода их от горькой слезы.

      А метелицы с облаков черных ромашки

      Обрывали, пушистые, белые,

      И на рваные свиты соткали рубашки

      И на руки их обледенелые.

      И сидели они, как святые из мрамора,

      И недвижными стали персты,

      Только души неслися их вещие за море,

      Далеко от последней версты.

      Уносились на паперть они белоснежную

      Иисусова монастыря,

      Где когда-то душа зародилась безбрежная,

      До неволи земной кобзаря.

      Только пальцы зачем-то стеклянные вьюги

      Пробегают еще по струнам,

      И таинственный из-за серебряной фуги

      Слышен голос, понятный лишь нам.

      И всё выше вздымались по степи сугробы,

      И еще не погасла заря,

      Как навеки сокрылись в алмазовом гробе

      Два прозревших в раю кобзаря.

      Сумерки

      Окровавленные закатом крыши.

      Малиновый по холмам воротник.

      В оранжевой эмали реют мыши,

      И где-то песен плещется родник.

      Ave Maria слышится всё тише,

      И далеко умчался мой двойник,

      Ракетою взвивается всё выше

      Он в бездну синюю, – а я поник.

      Я с сердцем, беспощадно сжатым в клещи,

      Сижу, в безбрежность устремляя взор,

      И кажется мне в раскаленной пещи

      Уже сгорающим земной позор,

      И голос родины, такой зловещий,

      Не слышится из-за потухших гор.

      Аграф

      Меж пиний почерневшими кораллами

      Аквамарины дремлющих долин.

      Меж сердоликами червонно-алыми

      Пылающий спускается рубин.

      И тихо-тихо черными кинжалами

      Грозятся кипарисы у вершин.

      Цикады оглашенными хоралами

      Царя мирских напутствуют глубин.

      Ты руку подняла и, тоже алая,

      С восторгом вдруг произнесла: Смотри!

      И мысль явилась у меня удалая:

      В аграф, какой не видели цари

      Микен, собрать сокровища немалые

      Вечерней Эос. Вот они. Бери!

      Ноктюрн

      По синему разбрызгана брокату

      Вселенной лихорадочная ртуть.

      Луна посеребрила всё по скату.

      Несут кого-то. Тени. Шепот. Жуть.

      Кто почести оказывает брату,

      Что свой последний совершает путь?

      Ученики ль идут вослед Сократу,

      Познавшему в Элизиуме Суть?

      Нет, это прах безвестного колона

      С