Посох в цвету. Собрание стихотворений. Валериан Бородаевский

буйный, прядает, кидая вширь ногами;

      Немая женщина с желанными губами,

      Раскрытыми для нег, как розовый бокал,

      Что в забытьи моем я вновь и вновь искал!

      Я знаю, – ты спешишь… Твои мерцают взоры.

      Окно зовет тебя; открыты дерзко шторы

      На площадь шумную, где каждый друг и брат, —

      И пальцы по стеклу насмешливо стучат…

      О, конь! Каким тавром плечо твое отметить

      Иль бархатистый круп, чтоб, – где тебя ни встретить, —

      Моя рука одна властительно легла

      На холку длинную бездумного чела,

      И ты пошел за мной, забыв и степь и волю,

      И буйных косяков приманчивую долю?

      Какой бы тайный знак мне в сердце начертать

      Твоем, о женщина, чтоб, обратившись вспять,

      Ты вновь пришла, любя, и, сжав чело перстами,

      Сжигала кровь мою безумными словами?

      XIII

      Уездная

      Я люблю печаль уездных городов,

      Тишину ночей беззвездных, гул подков;

      Площадей ленивых травы – подорожник и лопух —

      И причудливые нравы пригородных молодух.

      Что мне в том, что машет осень рукавом,

      Льется дождь, другим несносен – что мне в том?

      Переклик неугомонный ржавых труб

      Сердцу, ищущему звоны, – только люб!

      Сердцу, любящему струны, – лучший друг

      Ночь, несущая буруны, матерь вьюг.

      На стене моей беленой два скрещенные ружья

      И портрет необметенный – будто милая моя;

      Затянуло паутиной взор усталый, неживой,

      И над грудью лебединой окружило как фатой.

      Ударяет тихо в ставни чья рука, —

      Или ты, друг стародавний, ты, Тоска?

      Нежно бусы прозвенели на губах.

      Этот пламень в гибком теле, детский страх!

      Ах, в пурпурных этих волнах мне ли к берегу доплыть?

      Ты притихнешь и подсолнух станешь робко теребить.

      На груди, не позабыла, принесла стыдливый дар

      И, потупясь, говорила: муж хмелен и стар…

      Как любил я эти нравы молодух!

      Площадей ленивых травы и лопух;

      Тишину ночей беззвездных, заглушенный гул подков, —

      Грусть забытых и безвестных, слишком русских городов.

      XIV

      Ты в дубленом полушубке

      Хороша, как зимний день!

      Целовал бы эти губки,

      Да подняться что-то лень.

      Сапоги твои расшиты,

      На подковке каблучок;

      Брови хмуры и сердиты,

      И нахохлился платок.

      А глаза – что у голубки:

      Не видал таких во сне…

      Целовал бы эти губки,

      Только жутко что-то мне.

      Слово горькое отрубит

      Иль ударит – не беда!

      Страшно, если приголубит,

      Зацелует навсегда.

      Брови хмуры и сердиты,

      Ходят бусы на груди…

      Нецелованный, небитый

      Лучше мимо проходи.

      София

      * * *

      София, София, Небесная Дева,

      Кропила и грела ты эти поля;

      Но рдяные заросли вражьего гнева

      Мне