Посох в цвету. Собрание стихотворений. Валериан Бородаевский

природой прочной,

      Завидя шарабан в окошечко молочной,

      Поспешно кубаны на ледник отошлет

      И, сплющив нос, к стеклу губами припадет.

      VIII

      Повар

      Ходит черный при луне

      Таракан по балалайке

      И бренчит о старине

      Да о белой молодайке.

      На плите вода шипит,

      Жаром пышет поварская. —

      За окном сверчок трещит,

      Смотрит звездочка, мигая…

      – Спишь ты, старый? – И стучат

      Девки шустрые в окошко.

      За картинами шуршат

      Прусаки… Мяучит кошка.

      Замирает при луне

      Таракан на грустных струнах,

      И бежит по седине

      Серебро от струек лунных…

      Ну играй же, таракан!

      Запляши по балалайке!

      – «Ночь раскрыла сарафан,

      Светят груди молодайки!»

      Богини

      I

      Богини

      Их было две по сторонам балкона,

      Отрытые из древнего кургана,

      Две бабы каменных, широкоскулых

      И с плоским носом – две огромных глыбы,

      Запечатлевших скифский вещий дух.

      И милый дом, восставшие от праха,

      Вы сторожили, мощные богини,

      С улыбкой простоватой и жестокой

      На треснувших, обветренных губах…

      Одна была постарше, с вислой грудью.

      Ее черты казались стерты влагой:

      Быть может, сам великий, синий Днепр

      Ее терзал в порыве покаянном, —

      Владычицу греховную зачатий, —

      И мчал к морям, с порога на порог.

      Другая, юная, еще хранила облик

      Девический; граненых ожерелий

      Тройная нить ей обнимала шею,

      Округлую и тяжкую, как столп.

      О, серый камень, как томил ты дивно

      Ваятеля, – как мучил он тебя,

      Чтобы мечту пылающих ночей

      Привлечь к твоим шероховатым граням!

      Когда ко мне прекрасная хозяйка,

      Чуть улыбаясь, шла с балкона, в блузе

      И пышных локонах, кивая головой,

      И становилась, опершись на плечи

      Одной из двух таинственных богинь, —

      О, что тогда в груди моей кипело…

      Я слышал речь ее, с едва заметным

      Акцентом польским, целовал персты

      И увлекал от каменных чудовищ

      К террасе, завитой плющом тенистым…

      А там, внизу, они стояли грузно,

      И каменные плечи их серели

      Непобедимой, вечной, мертвой мощью…

      II

      В осьмнадцать лет

      В мой городок из северной столицы

      Глухой, метельной ночью я скачу

      Услышать смех двоюродной сестрицы.

      Я юный ус порывисто кручу,

      Бубенчикам заливистым внимаю

      И ямщику нелепости кричу.

      Оборотясь, кнутом он машет: знаю!

      (А борода – как глетчер, и в глазах

      Лазурное приветствие читаю.)

      Вкруг фонарей танцует снежный прах;

      Дымится пар над крупами лошадок

      И свищет ветер в гривах