Блудный сын. Генрих Генрихович Кранц

улыбался.

      – Разумеется. Надо только не пугать его своей глупостью.

      – Ты на кого намекаешь? – обиделся шеф.

      – На голландца. – сказал Гарнопук.

      – А, это да…– оживился шеф. – Надо же, такую ерунду не запомнил. Ну, что? Пошли к доктору?

      Детективы поднялись.

      Шеф закрыл двери агентства, прикнопил к деревянной филенке объявление: «Буду через два часа. Прошу дождаться» и в сопровождении подчиненных вышел из помещения.

      Улица Декабристов сабельным ударом рассекала каменные кварталы. Был ясный весенний день. Солнце золотыми слитками лежало под ногами. Тройка детективов, выстроившись конусом, двинулась в сторону трамвайной остановки.

      – Здорово мы его! – с удовлетворением заметил Зелинский.

      Шеф и Гарнопук молчали. Подошедший трамвай позвякивал, как чайная ложечка в стакане. Шеф задумчиво глянул на Зелинского.

      – Валя, не говори «гоп», пока не перепрыгнул…

      В его словах сквозило понимание проблемы. Шеф нередко сталкивался с делами, которые невзирая на их внешнюю безыскусность, оказывались очень непростыми. Здесь мог быть тот же случай. Недаром, Гарнопуку, невзирая на его богатый опыт, так и не удалось найти вариант ответа, устраивающий голландца.

      Гарнопук понимал, что шеф несколько им разочарован. Ничего не поделаешь – такова реальная жизнь детектива. Он сталкивался с этим не раз. Гарнопук поднял воротник плаща, словно пытаясь отгородиться от ненужных обид. Было неприятно, что в критический момент с заданием справиться не удалось. Таинственное слово жгло сердце. Вся надежда теперь возлагалась на доктора с птичьей фамилией.

      Подобно оперению некоторых пород птиц, населяющих тропические леса, фамилия доктора постоянно меняла окраску. Гарнопук, который поддерживал с доктором шапочное знакомство, никак не мог ее запомнить. Когда Гарнопуку казалось, что фамилия доктора – Чижов, он оказывался Щегловым, когда возникало убеждение, что доктор – Снегирев, он оказывался Орловым. Поэтому Гарнопук бросил бесполезные попытки поймать докторскую фамилию в силки своей памяти, а стал его именовать просто «доктором с птичьей фамилией». И был прав, потому что сегодня на двери докторского кабинета на Гороховой висела табличка с крупными золотыми буквами: «Кандидат медицинских наук, доктор Зябликов Е.Н.».

      – Ишь ты, Зябликов… – удивленно покрутил головой Гарнопук и постучал костяшками пальцев в толстую, обитую лоснящейся кожей, дверь докторского кабинета.

      Доктор Зябликов утопал в глубоком кресле. Его кабинет состоял из двух комнат. В первой он предавался беседам с пациентами, во второй – их пользовал.

      Доктор с птичьей фамилией был «новым русским» от медицины. Также, как «новые русские» от экономики полагают, что человека определяют размеры его кошелька, доктор Зябликов полагал, что человека определяет состояние его здоровья. А точнее – нездоровья, потому что по твердому убеждению доктора, здоровых людей в природе не существует. Любимое его выражение было: «Здоровые – это те, кто пока не догадывается, насколько они больны». Это было альфой мировоззрения доктора с птичьей фамилией. Омегой