Самшитовый лес. Михаил Леонидович Анчаров

погибну от чего-нибудь научного в жутких корчах…» «Работает в ящике», – написано на его бледном челе и во всепрощающей улыбке. И вот он уже тычет пальцем в лицо простому люду и учит мыслить художников.

      Есть у нас на работе один дылда. Как говорят в Латинской Америке, он «Мачо», то есть сильный человек, супермен. В ящике удобно жить «Мачо». Главная мечта «Мачо» – попасть в ящик и получить секретность. Опасная ли наша работа? Безусловно. Большая ли у нее опасность? Большая. Не меньше, чем у водителя московского такси в дождливый день.

      Хотя «Мачо» кричит о равенстве на всех перекрестках, он его ненавидит. Почему? Потому, что мещанин смутно подозревает, что равенство – это разнообразие. И, боясь разнообразия, как холеры, стремится превратить равенство в одинаковость. Поэтому ему ненавистен талант.

      У моего знакомого поэта я рылся в архивах и нашел такую притчу:

      «Первый сказал: „Счастье – это когда много работы и много любви, и тогда работа толкает к любви, а любовь порождает работу“.

      Второй сказал: „Чепуха. Счастье – это когда нет ни занятий, ни домашних заданий, ни работы, ни отпусков, ни каникул, а есть только весна, лето, зима, осень и можно писать их красками и кистями, и резцом, и пером круглосуточно и без отдыха“.

      Третий сказал: „Счастье – это когда можно выдумывать и бросать идеи пачками и не заботиться о том, что они не осуществятся“.

      Четвертый сказал: „Счастье – это когда спасаешь, помогаешь, стоишь насмерть за правое дело, защищаешь и делаешь подарки“.

      И только пятый молчал. Ибо он боялся признаться, что его счастье – это сожрать все то, что придумают и добудут остальные четверо.

      Люди, запомните: если что-нибудь не ладится в вашей жизни, это значит, что рядом с вами или в вас самих завелся пятый…»

      Я спросил своего поэта, какого черта он не опубликует эту притчу? В ней же все сказано. Ее же надо в детские хрестоматии вписать и не принимать на физмат, если чадо не знает ее наизусть.

      «Заткнись, двоечник, – сказал мне поэт. – Стану я дрессировать физиков! У меня свои задачи».

      У него свои задачи! Впрочем, может быть, у него действительно свои задачи. В общем-то, ему ведь нужен стих, а не притча.

      – Я тоже знала одного поэта… – сказала Катя.

      Видно, она все время думала о своем.

      И тут у меня впервые зародилась мысль о невероятности. Я знаю теорию относительности и теорию вероятности. Я подумал: а что, если построить теорию невероятности?

      – А знаете, какая у меня была первая любовь? – спросила Катя.

      А собственно, на что я надеялся? Что она дожидалась именно меня?

      – Я родилась в Ленинграде перед войной. Начало войны я не помню. Помню только, когда наш детдом вывезли в Караганду на самолетах. Шили там. Потом привезли обратно в Ленинград. Родителей потеряла в самом начале войны. Школу окончила в Ленинграде, там же поступила работать. Единственного родственника отыскала случайно в Москве только в 55-м году. В Москве и познакомилась с поэтом.

      Я тогда очень одинокая женщина была, в эту ночь, когда хотела попасть на кинофильм «Мост Ватерлоо», и было мне тогда неполных шестнадцать лет.

      Алексей