Коронованный рыцарь. Николай Гейнце

которые в настоящее время были закрыты.

      Для дверей в оба этажа был общий подъезд под деревянным навесом.

      Дом был видимо новый, еще недавно окрашенный в коричневую краску, а ставни в зеленую.

      Две медные ручки звонков, находившиеся одна под другой в узкой полосе стенки между дверьми, блестели, как золото.

      Вообще вид дома был очень представительный для того времени и среди домов тогдашнего Петербурга, принадлежавших частным лицам.

      Виктор Павлович, остановившись на деревянной панели, шедшей мимо этого будущего его жилища, внимательно осматривал его и внутренно остался доволен.

      Он, однако, не решился сейчас же войти в него.

      «Что я буду там делать? Степан еще не перевез вещей. Я лучше немножко пройдусь!» – мелькнуло в его голове.

      Он не хотел сознаться самому себе, но он трусил.

      Ему казалось, что вот одна из этих дверей, смотря по тому, в какой звонок позвонит он, откроется, он войдет, и та же дверь, затворившись за ним, навсегда разлучит его со всем тем, что дорого ему в Петербурге, с Зиной… со свободой…

      Он ощутил какую-то внутреннюю дрожь.

      «Я пройдусь!» – снова повторил он сам себе.

      Он снова оглядел внимательно дом.

      Он казался необитаем, ни малейшей полоски света не проникало между ставнями.

      Были ли они так плотно и аккуратно пригнаны, или же в доме не зажигали огня?

      «Верно, на улицу парадные комнаты… Внутренние выходят на двор», – подумал он и даже отошел на средину улицы, чтобы посмотреть, далеко ли тянется постройка на двор.

      Оказалось, что дом занимал и на дворе довольно большое пространство.

      Оленин снова перешел на панель, несколько минут постоял в раздумье и двинулся далее.

      Он шел, и мысли одна другой несуразнее неслись в его голове.

      То казалось ему, что, вернувшись и войдя в жилище Ирены, он найдет ее мертвой. Живо неслась в его воображении картина: эта красавица-женщина, лежащая в гробу со сжатыми, побелевшими губами, с которых еще не успела сойти та презрительная усмешка, которую он видел на них несколько часов тому назад, с крестообразно сложенными руками.

      «Теперь ты не будешь держать меня в них, как в железных тисках!..» – думалось ему при виде этих красивых рук, с длинными пальцами и розовыми ногтями.

      То вдруг ему представлялась та же Ирена с веселым лицом, с доброй улыбкой на губах и с смеющимися глазами.

      «Что, испугался?.. А я пошутила… Ты свободен… Иди…»

      И он стоит перед ней, и так хорошо ему, что он может уйти, что он свободен, и он не хочет уйти… Ему хорошо с ней, с такой…

      Но вот из-за ее спины выглядывает другое лицо, лицо Зины.

      «И почему это дядя говорит, что она вся “земля”? – мелькает в его уме. – Ужели я могу так в ней ошибаться… Нет, она ангел… Она добра, нежна… Она не от мира сего… Его, дядю, обманывает эта русская красота, это белое, как кипень, тело… Однако он говорит, что Поля лучше… а они так похожи…»

      «Боже, Боже, когда я вырвусь к ним… Сейчас вернусь, войду