Коронованный рыцарь. Николай Гейнце

в чем же дело? – невольно спросил Иван Сергеевич.

      – Я не могу этого сказать тебе.

      – Мне?

      – Ни тебе, никому на свете.

      – Но почему же? Ведь я не пойду доносить, – обиделся старик.

      – Не то… Это тоже одно из ее условий.

      – Но она не узнает.

      – Она узнает все.

      – Ты ею напуган, как малый ребенок.

      – Ты ее не знаешь… Наконец, я дал ей только сейчас честное слово.

      – Это другое дело. Я не настаиваю.

      Оба снова замолчали.

      Дмитревский стал по-прежнему ходить медленными шагами по кабинету, а Оленин снова погрузился в свои думы.

      – Письмо! – вошел в кабинет Петрович и подал на подносе Ивану Сергеевичу большой конверт, запечатанный круглою печатью черного сургуча.

      Дмитревский взял письмо и сел на диван.

      Сломав печать, он вынул из конверта вчетверо сложенный лист толстой бумаги, развернул его и стал читать.

      – Это касается и меня, и тебя, Виктор, – сказал он, окончив чтение.

      – Меня?

      – Это письмо от Архарова; он пишет, что завтра выйдет высочайший приказ о назначении меня товарищем министра уделов, а относительно тебя пишет, что он говорил государю и его величество благосклонно отнесся к причине, задержавшей тебя в Москве. На днях он уведомит тебя, когда можно представить тебя государю… Ты будешь, он, по крайней мере, надеется, принят снова на службу в гвардию, тем же чином…

      – Не забыл… Спасибо ему… А тебя, дядя, поздравляю от души.

      – Есть с чем… Я даже не знаю, что я буду делать… В этом министерстве уделов я, кажется, буду не у дел…

      – С твоей-то светлой головой, да ты сразу обнимешь всю их канцелярскую премудрость…

      – Однако своего дела ты не хочешь доверить рассудить этой светлой голове, – съязвил Иван Сергеевич.

      – Дядя, – укоризненно начал Оленин.

      – Молчу, молчу, я пошутил.

      В это время раздался звонок.

      Оказалось, пришли два бывших сослуживца-товарища Дмитревского, Беклешов и князь Друцкой. Дмитревский познакомил их с своим племянником.

      Хозяин стал рассказывать гостям о своем трехдневном аресте, о двукратном представлении государю, обеде во дворце и наконец предстоящем назначении.

      Подали шампанское и поздравили нового будущего товарища министра.

      Разговор перешел к злобе дня – реформам нового царствования.

      – Цесаревич Александр – правая рука своего отца в делах правления, – заметил князь Друцкой.

      – Еще бы! После того более чем добролестного поступка, которым он проявил свою сыновнюю преданность, государь, говорят, не чает в нем души, – проговорил Беклешов.

      – А что такое? – спросил Оленин.

      – Разве вы не знаете? Впрочем, вы долго были в отсутствии. Еще в последние месяцы царствования покойной императрицы распространилась повсеместная, хотя и тайная, молва, что государыней оставлена духовная, по которой наследником своим она назначает внука Александра Павловича, минуя сына. Духовная доставлена была в Сенат, для вручения после ее смерти великому князю