Коронованный рыцарь. Николай Гейнце

Ирену, стоявшую на пороге двери, ведущей из спальни в кабинет.

      XVII. Палач и жертва

      В широком капоте из тяжелой турецкой материи, в которой преобладал ярко-красный цвет, с распущенными волосами, подхваченными на затылке ярко-красной лентой и все-таки доходившими почти до колен, стояла Ирена Станиславовна и с улыбкой глядела на растерявшегося от ее внезапного оклика Оленина.

      В этой улыбке была не радость приветствия, а торжество удовлетворенного женского самолюбия.

      Она несколько минут молча глядела на него своими смеющимися, прекрасными глазами.

      Он тоже молчал, невольно залюбовавшись так неожиданно появившейся перед ним прекрасной женщиной.

      Она действительно была восхитительна.

      Тяжелые складки облегали ее роскошные, рано и быстро развившиеся формы, высокая грудь колыхалась, на матовых смуглых щеках то вспыхивал, то пропадал яркий румянец – след все же переживаемого ею, видимо, внутреннего волнения.

      Высоко закинутая голова, неудающаяся, деланная презрительная улыбка и деланный же нахальный вид доказывали последнее еще красноречивее.

      Виктор Павлович сидел под взглядом этой женщины как в столбняке – он похож был на кролика, притягиваемого взглядом боа и готового броситься в его открытую пасть, чтобы найти в ней блаженство гибели.

      Все думы, все мысли как-то моментально выскочили из его головы, и она, казалось, наполнялась клокочущею, горячей кровью.

      – Ирена… – задыхаясь, произнес он и бросился к ней.

      Она как будто ожидала именно этого и отстранила его, бывшего уже совсем близко от нее, своей рукой.

      Разрезной рукав капота позволил ему увидеть, точно отлитую из светлой бронзы, обнаженную почти до плеча руку.

      – Я не ожидала, что вы так рады встрече со мной, Виктор Павлович! – насмешливо произнесла она.

      Руки, поднятые для того чтобы обнять эту чудную женщину, опустились.

      Он отступил и как-то весь съежился.

      Обливаемый у колодца горбун почему-то пришел ему на память.

      Холодная дрожь пробежала по его телу.

      – Ирена… – тоном мольбы снова произнес он.

      – Добро пожаловать, дорогой муженек… Довольны ли вы своей холостой квартирой?

      Он молчал.

      – Присядем, что же мы стоим… Вы как-то странно принимаете гостью, даже не предложите сесть…

      Она звонко засмеялась, сделав особое ударение на слове «гостья».

      Он бросился подвинуть ей кресло.

      – Нет, я сяду здесь, – сказала она и быстро направилась к турецкому дивану, уселась на нем, вытянув свои миниатюрные ножки в красных сафьяновых туфельках и чулках телесного цвета.

      Виктор Павлович стоял, судорожно сжимая рукой спинку кресла.

      Она снова подняла на него смеющиеся глаза.

      – Что ж вы не ответили мне, довольны ли вы вашей квартирой, которую я убрала с такой заботливостью, с таким старанием и с такой… любовью…

      Она снова захохотала, подчеркнув это последнее слово.

      Этот хохот произвел на него впечатление удара бичом.

      – Что