Очень странные увлечения Ноя Гипнотика. Дэвид Арнольд

своего рода закуток, который мы прозвали альковом. Там мы втроем усаживались на пол спиной к стене, вытягивали ноги, едва не задевая пробегающих мимо школьников, и возбужденно спорили о том, кто с кем, кто что сказал или сделал, или не сказал и не сделал, или, «господи боже, представляете», что случилось или не случилось, «ну просто смешно», или «ужасно», или «нечестно», или «скучно».

      В алькове нас обычно наполняла уверенность, что здесь и сейчас мы проживаем лучшие дни нашей жизни.

      – Ладно, – говорит Вэл, пока мы скидываем рюкзаки и располагаемся на полу. – Если ты решил возродить duh, то я верну «клево».

      – Телеграмма-молния, – откликается Алан, – «клево» никогда не выходило из употребления.

      – Сам факт, что ты упомянул телеграмму-молнию, лишает тебя права рассуждать, что в ходу, а что нет.

      Я жую буррито, уставившись невидящим взглядом в бушующую поодаль толпу школьников и радуясь бессмысленной болтовне Алана и Вэл. Благодаря ей сохраняется иллюзия привычной жизни, и даже если это только иллюзия, она хотя бы отвлекает от «скелета в шкафу»: как наши пути разошлись на вечеринке у Лонгмайров два дня назад, о чем мы с тех пор ни разу не упомянули.

      Вэл слегка толкает меня в бок:

      – Эй, у тебя все еще отходняк или как?

      – Хм… нет.

      – Ты как-то отключаешься.

      – Извини, – отвечаю я, – печаль уходящего лета, наверное. Да еще наткнулся утром на Тайлера, так что весь день пошел насмарку, даже не начавшись.

      – На Тайлера Уокера?

      – Мэсси.

      – О боже, – говорит Вэл. – Да уж, сурово.

      – Дай угадаю, – вступает Алан. – Его потянуло на излюбленную тему? Насчет того, что ты педик, или щелкаешь целки как орешки, или у тебя маленькая сосиска?

      – Прямо в точку.

      Вэл морщится:

      – Ну я вас умоляю.

      – Тайлер неисправимый говнюк, – заявляет Алан. И добавляет с полным ртом: – И очень жаль, потому что внешне он весьма миленький.

      – Держи карман шире, – ухмыляется Вэл, а ее брат в ответ целует свой бицепс и звучно рыгает.

      – Если серьезно, – добавляет он, – попробуйте найти того, кто с таким упорством и безо всякого знания предмета заводил бы разговоры о сексе, как Тайлер Мэсси. Один из самых печальных девственников на свете.

      – А Ной тогда, по-твоему, кто? – спрашивает Вэл, кивая на меня. – Радостный девственник?

      Алан перестает жевать:

      – Где я это уже слышал?

      Я разглядываю носки ботинок и раздумываю, краснеют ли ноги от смущения.

      – Девятый класс. В подвале у вас дома.

      Алана начинает разбирать неудержимый хохот. Вэл удивляется, что смешного, и тогда Алан рассказывает ей о старой заморочке, когда в девятом классе ему выпал особенно неудачный день и все обзывали его особенно злобно, так что он по возвращении домой решил посвятить выходные обращению в традиционную ориентацию.

      – Ага, гениальная идея, – говорит Вэл.

      Алан стряхивает крошки с рубашки:

      – Ну и что, Вэл?

      – И что ты сделал?

      Алан не в силах справиться с хохотом, поэтому продолжаю