Люди абрикосовой войны. Александра Зайцева

нутро. Так и есть: куртки-варёнки, выпускной костюм в тонкую полоску, мамины девичьи платья. На трюмо ряды сигарет, «Прима противозачаточная», – зубоскалила на их счёт Лилька. Диван у стены накрыт узбекским цветным половиком вместо покрывала. Только телевизор новый, широкоэкранный, любовно оберегаемый от пыли.

      – Олесь, ну ананас-то зачем? – кричит из кухни Михей.

      Спешу к нему, скрипят под ногами рассохшиеся половицы. При бабушке они так и сияли чистотой. Пол она мыла по часу, а то и дольше, ползала на коленях, елозила тряпкой и монотонно читала нотации. Михей за это время успевал и книжку полистать, и вздремнуть. Теперь некому лоск наводить.

      На кухне вдвоём не повернуться из-за громадной угольной печи. Вот оно, сердце дома. Накормит, согреет воду в железном баке что над мойкой, выгонит холод из комнат.

      – Михей, давай картошки напечём? – сентиментальничаю.

      – В печке? Топить её в такую жару? Ты лучше объясни, с какого рожна этот банкет. Можно весь посёлок накормить и ещё останется.

      Это он преувеличивает, конечно. Твёрдый сыр, ветчина в вакууме, красная рыба, несколько нарядных баночек с джемом, торт, вино, фрукты, ну и по мелочи разное. На что фантазии хватило.

      – Эх, ты! Забыл?

      – Что?

      – Как в начале девяностых сидели с тобой на этих же табуретках, трескали хлеб с салом и луком, запивали сладким чаем? Таким сладким, что зубы слипались?

      – Как же, любимое дело.

      – И ты однажды сказал: «Представляешь, если сейчас постучат в дверь, мы откроем, а там какой-нибудь забытый дальний родственник. В гости пришёл. Сильно-сильно разбогател и решил нас проведать. И не просто, а целую кучу еды принёс. Омаров, например, сыра голландского с большими дырками, сырокопчёной колбасы и ананас» Ну, вспоминай!

      – Неа, не помню.

      – Зато я помню. Пусть мечты сбываются.

      Да, даже просроченные мечты.

      У меня много таких. Например, Вадим. Если бы не его бредовые теории… нет, сейчас нам с Михеем хорошо, не время для вопросов. А вот потом мы поговорим, и когда всё прояснится, я вернусь домой и позвоню Вадиму. И постараюсь ударить побольнее.

      Золотистые ананасовые кольца текут липким соком, таким же сладким, как чай из воспоминаний. Мы сидим на шатких табуретах в сумрачной грязноватой кухне и торжественно откусываем маленькие кусочки заморской прелести. Смотрим важно, будто дети, допущенные на взрослое застолье, но смешинки уже пузырятся в горле, рвутся наружу. Это делает нас заговорщиками. И только одна мысль немного омрачает удовольствие: хлеб с салом и луком был вкуснее. Намного вкуснее.

      Бабушка

      Михей спит в гостиной, иногда тихонько стонет во сне. Мне хорошо слышно: в спальне нет двери, только ситцевая занавеска. Окно распахнуто, за ним шелестят тонкие ветки акаций, плачет одинокая цикада. Изредка лают собаки, но стыдливо, будто знают, что шуметь нельзя. И больше никого – ни припозднившихся гуляк, ни вкрадчивого урчания машин. Комендантский час.

      В крошечной комнате щекотно пахнет травами. Под