Потерянные имена, чужие тени. Ярослава Осокина

хоть и внушение мне делал, а все сам понимает».

      – Раду, – позвал он. – Ты со мной пойдешь? Если не выносишь вида мертвых, то лучше поговори с остальными слугами, поузнавай подробности.

      – Я уже спрашивал, где ближайшее кладбище, – отозвался Раду. – Там бы поглядеть, не повреждены ли могилы. По свежим следам упыря легче искать.

      – Глупости! – резко бросил Корнелий. – Кажется мне, мертвых ты не боишься, зря я сомневался. Пойдешь со мной.

      ***

      Маленькая каменная часовня стояла на особицу от имения, на небольшом взгорье. От имения ее отделяла аллея вязов, а от подступающего леса – высокая кованая ограда.

      Корнелий пытался угадать по внешнему виду часовни, каким богам в ней молились, но не преуспел. Толстые каменные стены, узкие высокие окна и железное кованое кружево отделки – ей было не меньше пары сотен лет, за которые многажды менялись и хозяева имения, и боги, которых они чтили.

      Внутри, как и говорил слуга, было прохладно и сухо. Беленые стены, строгий алтарь и массивный знак над ним – сине-золотое солнце-колесо Всеблагого отца.

      И посредине небольшого помещения, на укрытом пологом столе лежало тело. Слуга торопливо поклонился и удалился.

      Корнелий остановил его у дверей, дал распоряжение не мешать и сказать, чтобы никто не околачивался вокруг.

      Раду тем временем подошел к столу, откинул с головы мертвой тонкую пелену и склонился над телом, осторожно убирая черную прядь со лба девушки.

      Корнелий прищурился, поворачиваясь к нему. Непривычно печальным и серьезным стало вечно недовольное лицо Раду. Вот сейчас ни за что бы не принять ее за мужчину.

      Лучи угасающего солнца золотились в темных волосах Раду, мягко освещали ее тонкий профиль, склонившийся прямо над другим – таким же бледным, но безжизненным, словно фарфоровым лицом несчастной Бинкуцы.

      – Спи крепко, дитя, – сказала Раду. – Хозяйка мертвых проведет тебя темными тропами в свой край. Пусть твой путь будет легким.

      Раду слегка подула в лицо мертвой девушки и сказала в сторону подошедшего Корнелия:

      – Она не встанет снова, да и не встала бы. Тут не пахнет нежитью.

      – Отлично, – хотел было саркастически отозваться Корнелий, но вышло устало. – Дай-ка я ее осмотрю. Я с самого начала так и думал, что тут дело рук человека. Встань справа от меня и записывай, буду диктовать. И не забывай прислушиваться, не хочу, чтобы нас тут застал кто-нибудь.

      – А что вы собираетесь делать? – заинтересовалась Раду. – Что-то противоестественное и запрещенное?

      – Оставь свои предрассудки, дитя, – сказал Корнелий. – Я не собираюсь вредить телу или поднимать мертвый дух. А теперь помолчи.

      Бинкуца была крепкой невысокой девушкой, едва ли семнадцати лет. Не писаная красавица, но, должно быть, внимание привлекала. Густые черные кудри коротковаты, но несомненно некогда были гордостью хозяйки.

      – Довольно тонкие черты, руки, не испорченные тяжелым трудом. Ровные ногти и чистая кожа. А вот и рана… на шее. Слева, недалеко от яремной вены.