Женщина-левша. Нет желаний – нет счастья. Дон Жуан. Петер Хандке

все знаю. Бруно мне тут же позвонил. А я ему сказала: наконец-то твоя Марианна проснулась… Ты и вправду этого хочешь? Ты вообще серьезно все решила?

      Она:

      – Я сейчас не могу говорить, Франциска.

      Учительница, уже входя во двор школы, крикнула:

      – Встретимся после уроков в кафе! Я ужасно взволнованна.

      Молодая женщина вышла с пакетами из химчистки; постояла в очереди в мясной лавке; на стоянке – перед универсамом маленького городка – погрузила в багажник своего «Фольксвагена» тяжелые пластиковые пакеты с покупками. У нее еще оставалось время, и она решила погулять в огромном холмистом парке, пройтись мимо замерзших прудов, где по льду скользили утки. Ей захотелось посидеть, но сиденья со всех скамей на зимнее время сняли. Поэтому она стояла, разглядывая затянутое тучами небо. Какие-то пожилые люди остановились возле нее и тоже стали глядеть на небо.

      Она встретилась с Франциской в кафе; мальчуган, сидя рядом с ней, читал комикс. Франциска показала на книжицу:

      – Эта утка – единственный герой комиксов, которого я допускаю в класс. Я даже настаиваю на том, чтобы дети читали ее грустные приключения. На примере этого невезучего утенка они больше узнают о формах бытия, чем в реальной действительности, – они ведь живут в обеспеченных семьях, владеющих домами и участками, вся жизнь этих семей в том, чтобы подражать героям телефильмов.

      Мальчуган поверх книжицы и молодая женщина обменялись взглядами.

      Франциска спросила:

      – Что же ты будешь теперь делать, оставшись одна?

      Марианна:

      – Сидеть дома и горько плакать.

      Франциска:

      – Нет, серьезно, у тебя кто-то есть?

      Марианна покачала головой.

      Франциска:

      – А ты думала, на какие средства вы оба будете жить?

      Марианна:

      – Нет. Но я охотно опять занялась бы переводами. Когда я уходила из издательства, издатель сказал, что теперь я смогу наконец не только иностранные договора оформлять – это входило в мои обязанности, – а переводить настоящие книги. С тех пор он много раз предлагал мне работу.

      Франциска:

      – Романы. Стихи! И все за какие-нибудь двадцать марок страница, три марки в час.

      Марианна:

      – Кажется, пятнадцать марок страница.

      Франциска долго-долго смотрела на нее.

      – Мне бы хотелось, чтобы ты поскорее присоединилась к нашей группе. Вот увидишь: у нас такой кружок, где каждый в полной мере раскрывает свои возможности. И мы не обмениваемся кулинарными рецептами! Ты не представляешь себе, сколько благодатных часов могут подарить друг другу женщины.

      Она:

      – Ладно, зайду к вам при случае.

      Франциска:

      – Ты когда-нибудь жила одна?

      Молодая женщина опять покачала головой, и Франциска сказала:

      – А я жила. И я презираю одиночек. Я презираю себя, когда остаюсь одна. Бруно, кстати, будет на первых порах жить у меня – если ты, как я подозреваю, не захочешь еще сегодня вечером получить его обратно. Я пока во все это просто не в силах поверить. И все-таки я в