Артёмка (сборник). Иван Василенко

Будет, будет, – успокаивал его администратор и гут же распорядился, чтобы заготовили несколько наклеек на афиши.

      Впрочем, наклейки так на афиши и не попали. Самарин сказал:

      – Не надо. Неудобно перед публикой. Да и черт его знает, как к этому отнесется начальство.

      И Артемка видел, как готовые уже наклейки с именем Пепса бросили в ящик.

      «Как это – неудобно?» – подумал он.

      Но Пепсу Артемка ничего не сказал: тот был в таком восторге! Около него суетились гример, костюмер и парикмахер. Его одевали, под одежду подкладывали подушки, мазали лицо и руки белилами, лепили из замазки нос.

      Первое отделение было занято обычным цирковым представлением. Пантомиме отвели второе и третье отделения. Пантомима шла впервые, и в цирк набралось столько народу, что Артемку чуть не задавили на галерке. Сначала в публике недоумевали: как это, мол, так – ходят люди, руками размахивают, а ничего не говорят. Но потом, в следующих картинах, вошли во вкус и стали даже поощрять действующих лиц.

      – Держись, держись! – кричали с галерки, когда на Остапа со всех сторон насели ляхи. – Бей их, Бульба, бей! Вот так! Еще наддай, еще!

      И актеры старались что было сил.

      Первая часть пантомимы кончилась под громкие хлопки и выкрики. Вызывали дядю Васю и Кречета, который исполнял роль Остапа. Пепс выходил на арену и как-то странно кланялся. Казалось, он что-то хотел сказать и не решался.

      – Это не дядя Вася! – кричал Артемка на галерке. – Это Пепс! Ей-богу, Пепс!

      Но на него никто не обращал внимания. Успех Пепса был явный, и Артемкины страхи как рукой сняло. Но как публика не понимает, что это Пепс, а не дядя Вася!

      Ведь дядя Вася ниже Пепса. Артемка прикладывает руки трубкой ко рту и, перекрывая мужские басы, по-петушиному орет:

      – Пе-е-епс! Браво, Пе-е-епс!

      – Тю, дурак! – говорит рядом какой-то мастеровой, явившийся в цирк с рубанком и пилой. – То ж дядя Вася, а не Пепс.

      – Дядя Вася? Дядя Вася? – У Артемки чуть слезы не брызнули из глаз. – А я говорю – Пепс! Вот ей-богу, Пепс!

      И тут мелькнула у него смелая мысль. Он оттолкнулся от перил и стремглав понесся вниз по лестнице. Через несколько минут наклейки, валявшиеся в мусорном ящике, уже красовались на афишах.

      – Вот так! – говорил Артемка, намазывая клейстером последнюю наклейку. Ишь, ловкачи какие – чужую игру заедать!

      Люди выходили в антракте из цирка, толпились у афиш и удивлялись:

      – Так это был негр?! Смотри ты, как Бульбу разделал!

      И Артемка, довольный, помчался к Пепсу рассказывать, что про него говорят в публике.

      Пантомима имела огромный успех, особенно последняя картина. Конец повести был изменен так, что отступающие казаки снова наступают, в жестокой схватке разбивают поляков и уносят на руках уже мертвого Тараса.

      Пепса вызывали шесть раз. Он выходил, кланялся и прижимал руку к сердцу, а ему со всех сторон разноголосо кричали: «Пе-епс!», «Пе-епс!», «Бульба-а!».

      Артемка стоял у малиновой портьеры и кричал громче всех. Уходя с арены, Пепс увидел его,