Весенняя вестница. Юлия Лавряшина

кое-что принести в жертву?"

      Аля и сама знала, что стоит, ей незачем было мучить себя вопросами. Но ее подавляло то, что так легко обнаружив для подруги укрытие от боли, она продолжает сомневаться и отмалчиваться. Всегда, кажется, с первого дня Алька была уверена, что способна ради Стаси на любую жертву. Она и сейчас твердила про себя: "На любую. Да, так и есть. Но только не Линней…"

      – Я схожу куплю тебе журналов.

      Она не стремилась сбежать, ей просто было необходимо остаться одной, чтобы внутри нее снова установилось равновесие. Не отдавая себе отчета, Аля никогда не чуралась собственного общества, потому что наедине с собой не ощущала пустоты. Другие люди, даже самые близкие, самые любимые, так сильно действовали на нее эмоционально, что нарушался естественный баланс. Поэтому Аля никогда не могла работать в чьем-либо присутствии и сомневалась, что когда-нибудь сможет использовать услуги натурщика.

      – Сходи, – отозвалась Стася таким покладистым тоном, что Альке еще больше стало не по себе. Она не привыкла видеть Стасю послушной.

      Она беспомощно огляделась:

      – Может, еще что-нибудь? Что тебе можно? Фрукты? Кефир?

      – А с чего бы мне что-нибудь было нельзя? – раздраженно прошипела Стася, на секунду став собой прежней. – Мне теперь все можно. Неужели я еще буду себе отказывать? Вот выберусь отсюда и первым делом "Шампанского" напьюсь!

      Стерпев это, Алька охотно пообещала:

      – Вместе напьемся.

      – Ладно, – она немного остыла и улыбнулась. – Ты еще вернешься? Тут жутко.

      – А куда же я денусь? Если хочешь, я и на ночь останусь.

      – Кто тебя оставит! Завтра приезжай за мной прямо с утра…

      – Да я же вернусь через десять минут, что ты уже про завтра?

      Стася посмотрела на нее, на миг поймав глазами солнечный свет, от которого заволновался спертый воздух палаты. Вокруг маленьких зрачков совсем как раньше вспыхнули искры теплой сосновой смолы.

      – На улице мороз, да? Солнце такое… Надо уже подумать про завтра, Алька. И нечего этого пугаться. Но это мы потом обсудим. Дома.

      От того, что она назвала ее мастерскую "домом", у Альки что-то оторвалось от сердца и растеклось по крови. Едва удержавшись от того, чтобы при всех не сжаться в комок, она быстро спросила:

      – А хочешь, я увезу тебя прямо сейчас?

      – Увези! – обрадовалась Стася и даже заерзала на подушке. – Только как? Мне же еще нельзя вставать из-за этого шва. Разойдется – лишняя морока будет…

      – Я позвоню Митьке, он перенесет тебя до машины.

      Стася посмотрела на нее с сомнением:

      – Он? Да он меня не поднимет!

      "Линней смог бы", – Але стало еще тягостнее от этой мысли, будто лишь сейчас она обнаружила, что на всем свете только он ее подруге под стать.

      – Митька жилистый, – пробормотала она. – В нем силы куда больше, чем ты думаешь.

      – Может быть, – не сразу ответила Стася. – А врачи отпустят?

      – Мы расписку напишем.

      Слегка ожившие от радости губы насмешливо дрогнули:

      – Мы!