Весенняя вестница. Юлия Лавряшина

вдруг обнаружила Аля. – Нет, не потолстел… Поздоровел как-то!

      "Вчера я не могла этого увидеть…"

      – Я подкачался, – смущенно признался он. – У нас там есть небольшой зальчик. Я решил попробовать.

      Алька с уважением тронула его руку возле плеча:

      – Помогло. Действительно, заметно!

      Он повел головой, как одноглазая птица:

      – Может, она тоже заметит?

      – Конечно, заметит, – заверила Алька, не покривив душой, потому что сегодняшняя Стася действительно не могла не заметить.

      "Горе открывает нам глаза, – обнаружила она с обидой. – Почему так? Почему человек видит лучше, только оглядываясь назад? Она ведь уже не с нами… Мы уже ее прожитая жизнь. Он – ее несостоявшаяся жизнь".

      – Что-то ты мне не нравишься, – с подозрением пробормотал Митя, заглядывая ей в лицо. – Какая-то ты потухшая…

      Аля опять попыталась оправдаться:

      – Думаешь, я не расстроилась за нее? Она ведь намучилась. А мы даже не знали.

      – Они могли бы позвонить и до операции!

      – Это была срочная операция. Перитонит, он ведь не ждет… Ей было больно.

      Он вяло согласился:

      – Ну да, я понимаю…

      "Он что-то почуял, – решила она со страхом. – Нужно получше следить за своей физиономией."

      Заглянув первой, Аля разрешила ему пройти в палату, где сразу воцарилась испуганная тишина. Никогда еще Митино появление не вызывало такого эффекта, отметила Алька, покосившись на него. Он не заметил ее взгляда, оцепеневший, то ли от присутствия Стаси, к которому ему давно пора было привыкнуть, то ли от вызванной им самим тишины.

      Беспечный голос Станиславы прошелся по ней и легко раскроил надвое:

      – А вот и мое любимое такси! Наконец-то… Я уж решила, что вы про меня забыли.

      *****

      Она помнила, что перед этим смотрела какой-то фильм – Митька притащил кассету, и поставил, не сказав названия, а начало Стася пропустила, сосредоточенная на новом для себя положении больной. Не просто больной – умирающей. От этого слова хотелось отмахнуться, как от злой осы, которая все равно исхитрится и ужалит, но есть надежда, хоть чуть-чуть оттянуть этот момент.

      Фантастика оказалась печальной. Если б Митя знал правду, то, конечно, раздобыл бы какую-нибудь комедию. Но от него уже второй день все скрывали, а он – простая душа! – даже не удивлялся тому, зачем сестра так упорно учится ставить уколы.

            В этом эпизоде, где Стася включилась, показывали планету стариков, которые решают отдать весь воздух другой планете, где живут люди помоложе. Каким образом это собирались осуществить, Стася как-то упустила. Но это ее и не заинтересовало. Она смотрела на экранную старушку, тискавшую свою собачку, и обе казались Стасе чем-то похожими на Альку, какой она могла стать лет в восемьдесят… Такие же курносые, с улыбчивыми мордашками и бесхитростными глазами.

      "Я не увижу ее такой", – только успела подумать Стася, как тут старая женщина из фильма заговорила, уже не сдерживая слез:

      – Ничего, Зюзя, не бойся, мы ведь с тобой