Станция на пути туда, где лучше. Бенджамин Вуд

дорог в середине, ни квадрата с нашим домом (Е3), который отметил для меня отец. Литл-Миссенден был обведен желтым, а от него вился маршрут, который мне предстояло указывать.

      Мимо проносились автомобили. Отец, подождав с минуту, не выдержал и вклинился в первый же просвет между машинами. Когда мы встроились в ряд, он ослабил на миг хватку на руле. И сказал:

      – Думаешь, нас бы хоть одна собака пропустила? Видели же, что я поворачиваю! – Он злобно уставился в зеркало заднего вида. – Глянь на этого придурка сзади – что творит! Куда он так торопится? Козел! – Я не знал, что ответить. Он дал мне сосредоточиться на карте. – Ну и плевать. Мы уже на маршруте. Четко по расписанию! – Чуть расслабив руки, он откинулся назад. – Тебе слово, штурман, – по какой трассе мы сейчас едем?

      Я знал, что он спросит, и заранее ткнул пальцем в номер:

      – А314.

      – А-а, – протянул отец удивленно, будто ехал по ней впервые в жизни. – Старая добрая А314! И куда она ведет?

      – В Эйлсбери, – ответил я. – Папа, ты так и будешь всю дорогу спрашивать?

      – Да, время от времени. – Он хмыкнул. – Чтобы убедиться, что ты тянешь лямку. То есть чтобы ты с курса не сбился, а не то заведешь нас куда-нибудь в море.

      Он пытался меня развеселить. Но в последние годы мы так редко бывали вместе, что я разучился улавливать оттенки его настроения. Отеческая болтовня, мимолетная досада на других водителей, добродушие – я не знал, где здесь фальшь, а где подлинный Фрэн Хардести. Возможно, он и сам не знал. И я не позволял себе расслабиться с ним рядом – перейти сразу от отчужденности к близости значило бы для меня предать маму.

      – Эй, глянь! – Он указал вперед и влево. – Что у него там, мышь?

      Чуть поодаль, над выжженной травой, парил красный коршун.

      – Полевка, – сказал я. – Они полевками питаются.

      – Откуда ты знаешь?

      – К нам в школу лектор приходил, рассказывал.

      – Из Королевского общества охраны птиц?

      Я кивнул.

      – Интересно! Жаль, меня там не было.

      – Подумаешь, лекция как лекция, ничего особенного.

      – Может, еще одну устроят, я бы тоже пришел.

      – Да, может быть. Только родителей, кажется, не пускают.

      Чем ближе, тем отчетливей видно было птицу. За полмили темнел лишь силуэт на фоне неба, а теперь я мог разглядеть тончайшие движения крыльев, каждый взмах. Отец притормозил, дал мне полюбоваться.

      – Великолепно! – восхитился он.

      Ржаво-красные крылья с белыми метками раскинуты буквой Т, в когтях безвольно болтается зверек.

      – Кажется, у него там кролик, – предположил я.

      – Чего он ждет?

      – А?

      – Что ж не улетит и не съест?

      Коршун скрылся из виду, уплыл вдаль, в историю.

      – Наверное, высматривал еще добычу.

      – Это, должно быть, самка, – сказал отец. – У нее там птенцы, их надо кормить… как они правильно называются? – Мы снова летели