Хрустальный мальчик. Николь Галанина

ваших и не бываю… и не могу всё время здесь с тобой гулять… ты ведь остаёшься… моим другом, а, Землерой? – тихо спросила она.

      Землерой молчал, не спуская с шероховатого сучка под ногами взора.

      – Землерой!

      – Если б знал я, что такое дружба, – негромко сказал он, – я бы тебе, Анна, тотчас ответил. Но у духов ни друзей нет, ни товарищей – это всё людское.

      – А кем же вы друг другу тогда приходитесь?

      – Семьёй, Анна, – и свет заиграл в улыбке и глазах Землероя.

      – А как вы…

      – Ну всё, всё, хватит болтать, беги и прячься, много времени я тебе не дам!

      Анна взвизгнула и кинулась прочь. И кора не скользила под её ногами, и она даже один раз лишь упала, пока не спустилась с высокого сучка, не прыгнула в плотное сплетение сияющих ветвей, соединяющихся, как ловчие нити паучьей паутины, и не угнездилась там, свернувшись под навесом из толстых зелёных листьев. Она затаила дыхание и прижала к груди трясущиеся потные кулаки.

      С шелестом ветра услышала она тихий голос, и мягкая рука задорно толкнула её в плечо.

      – А я нашёл, а я тебя нашёл!

      Землерой мягко опустился с нею рядом, припал на одно колено и перевернул на спину, не успела Анна опомниться. Она и визгу не издала, хотя хотела. Серебристые глаза Землероя смотрели на неё неотрывно и как-то печально, и тонкие древесные ветви, как змеи, колыхались и воздевали головки к небу у него за спиной.

      – Чего так быстро-то? – возмутилась Анна и кончиками пальцев упёрлась ему в грудь, отталкивая. Землерой перекатился на бок и высунул язык.

      – Всё потому, что прячешься плохо! Давай, ещё шанс тебе даю, глупая, только прячься как надобно!

      – Разважничался тут! – забурчала Анна, но покорно вскочила и перемахнула на следующую ветку: обожжённую солнцем, сияющую, как жемчужное ожерелье на снегу.

      Она бежала быстро-быстро, словно по земле, и царапала руки и колени грубой корой. Где-то за спиной у неё заунывным голосом, речитативом, считал Землерой, и его считалку Анна ещё никогда и нигде не слышала, даже самые глупые и противные знакомые ей мальчишки не использовали такие смешные и бестолковые слова.

      – Раз, два, три, четыре, пять

      Много я хочу узнать,

      Шесть, семь, восемь, девять

      Кому сердце мне доверить?

      Десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать

      С сердцем холодным нельзя не считаться

      Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать

      Людям положено глупо влюбляться

      Восемнадцать, девятнадцать, потом ещё двадцать

      Хотел бы я в сердце ко смертной прокрасться,

      Двадцать один, двадцать два, двадцать три:

      Добром то не кончится, парень, беги!

      Анна, запрыгнувшая в жёсткую сеть листьев, не шевелилась, хоть паутина и обмотала, облепила ей всё лицо. И снова она дрожала, и смотрела на тонкие нити паутины, на которых ещё дрожали холодные капельки росы, которая так и не просохла с утра. Предательски громкое биение сердца выдавало и обнаруживало её, у неё скрипели сами по