Хрустальный мальчик. Николь Галанина

да завертели, так завертели, что она разума лишилась и тут же, в реку, сиганула, ну и утопилась там с концами – одна юбка на воде долго кружилась… я у устья остался, и меня духи подобрали: я ж совсем несмышлёныш был. Они б меня подкинули кому: грибнику, гуляке какому, – но я, как положили они меня у корней древесных, слился с ними и частью леса стал. Хоть духи мне и помочь старались, всё ж не вышло у них меня начисто лишить человеческого. Грустно мне порой бывает, когда я на празднике духов сижу, но и у людей мне давно уже нет места.

      Анна медленно протянула к нему руку. Его плечо было таким же тёплым и мягким, как и у любого другого человека, и никак она не могла поверить, что в мягкой прохладной тени с нею сейчас сидит не обычный мальчик, а те, кого бабки, сторонившиеся Марии, звали нечистой силой.

      – Ты это брось, – посоветовал ей Землерой, – я это тебе к чему рассказываю: чтоб ты к нам на праздники не приходила… а если уж и придёшь, то только подпоясанная и с клубком моим, да чтобы от меня ни на шаг не отходила! Эта твоя бабушка ещё малой кровью отделалась, а то ведь и с ума её свести могли, и до смерти!

      Анна испуганно выпучила глаза.

      – Духи это не со зла, – тихо добавил Землерой, – а потому, что люди правила нарушают. Вот мы к вам в ваши праздники – ни ногой! Вредно для нас это. И ничего, не жалуемся. А люди порой такие свистопляски устраивают – ещё и у нас-то дома! – что нам удержаться очень трудно. Мы, лесные духи, весной и летом любим пошуметь да порадоваться.

      – Ну а ты, – замирая от волнения, заговорила Анна, – ты, Землерой, хотел бы у нас на празднике побывать? Ну… хоть на каком-то?

      – Вот ещё, – фыркнул тот, поднимаясь, – мне «каких-то» не надо: свои есть. А ты давай, беги отсюда: дед тебя сейчас искать станет. Не хочется, чтоб он про наше дерево прознал.

      – Как ты…

      – Трава нашептала, – пожал плечами Землерой. – Беги, беги давай, чего встала? Завтра, что ли, не придёшь?

      – Приду, – Анна растерянно раскинула руки, – но…

      – Беги! – кратко сказал он – и исчез. Только ветерок сдул с тонкой веточки пригоршню тоненьких листьев.

      Когда Анна вернулась к реке, дед её уже складывал свою старинную котомку. Сжимая в потных руках алый клубок, она неловко вывалилась из кустов и ошалело завертела головой: в волосах запутались колючки и травинки.

      – Это ты откуда такая растрёпанная? – подозрительно прищурился дед. – Небось шаталась где подальше, да?

      – Вовсе нет! – искренним голосом солгала Анна и неловко спрятала потрёпанный клубок за спину.

      Прятки

      Снова Анна бежала по укатанным тропинкам, снова синяя юбка цеплялась за толстые травяные стебли, снова ветви кустарников и редких деревьев хлестали её по открытым рукам. На Анне было уже несколько кровавых, длинных, с присохшими краями царапин, и она насчитала на ногах четыре лиловых твёрдых синяка, но она не чувствовала ни боли, ни усталости, хотя сегодня солнце стояло ещё выше, чем вчера, и слепило ещё ожесточённее, и ещё увереннее поджаривало округу. В тени