Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль. Владимир Сорокин

жидкая была, хоть пей…

      Он держал руку перед собой.

      – А может, не вся вытекла? – робко спросил Сергей.

      – Да какой там… – Изгибаясь, Женька пальцами другой руки достал разорванный пакет. – Вообще-то не вся ещё…

      – Ну и порядок. Чего такого? А куртку Людка твоя постирает.

      – Будем надеяться. – Женька посмотрел на пакет и тряхнул головой. – Ну ладно, делать нечего.

      Он подставил рот под дыру, сжал пакет ладонями. Жидкая норма потекла в рот.

      – Жек! Мож, я сбегаю пока? А то закроют.

      – Давай.

      – Чего брать-то? Пузырь или краснуху?

      – Пузырь.

      Сергей повернулся и бодро зашагал к магазину.

      Женька высосал из пакета норму и, скомкав, приложил его к пылающей брови. Моргать было больно, висок онемел, бок слабо ныл.

      – А у них всегда так. – Эра выпустила в эмалированную миску седьмое яйцо. – Получают много, а жить нормально не умеют. В конце месяца занимать плетутся.

      – Точно. – Аня колола орехи, выбирая из скорлупы в стакан.

      – Машка приходит – вся разодетая, в янтаре, в кримплене. «Эра, дай взаймы». И знает ведь, к кому идти.

      – Это конечно.

      – К Соловьёвым сунулась однажды – отказали. А я вот просто, Ань, и не могу отказывать. Не умею.

      Эра кинула яичную скорлупу в ведро и металлическим веничком стала взбивать яйца с песком.

      – Ты у нас Христосик.

      – Сама себя ругала не раз, дура, чего я, действительно? А вот не могу. А Машка сотню – цап! И до свидания. На следующий день загул у них. Гости. В получку отдаст, в конце месяца – опять.

      – А он не заходит?

      – Нет, что ты. Это же элита, разве снизойдет до технократии какой-то? У них и гости все такие – индюки. В замше да в коже.

      – А он член союза?

      – Давно. Трехтомник выходит, Машка говорит.

      – Не читала ничего?

      – Читала, Ань. Муть мутью. Производственный роман. Он любит её, она в завкоме, он бригадир. Бригада – завалящая, из последних. Не справляется. Бригада сыпется, текучка кадров. Она его критикует. А он ревнует её к главному инженеру. Кончается всё, правда, хорошо. План перевыполняют, и они женятся. Старый литейщик тост говорит. Молодые хлопают. Всё.

      – Кошмар…

      – Да, еле до конца осилила. Вообще-то у него сборничек рассказов есть. Там лирика такая деревенская. Вроде и ничего, но с другой стороны – сколько можно? Надоело.

      – Крем сейчас будем или после?

      – Потом. А то опадёт. Дай-ка муку мне.

      Аня передала.

      Эра отмерила два стакана, высыпала в миску добавила подтаявшего масла, стала мешать деревянной ложкой.

      – Эр, а орехи сразу или потом? Сверху?

      – Нет, сразу. В том-то и дело. Это не «Полёт». Ты тогда давай орехи с нормой мешай.

      Аня сняла с буфета накрытую тарелку. Под крышкой лежали четыре нормы. Три были потемнее, одна совсем свежая – оранжево-коричневая. Аня высыпала в нормы орехи, помешала ложкой:

      – Эр, а Колиному министерству норму кто поставляет?

      – Детский сад.

      – Оно и видно. Вон какая светленькая. Мы интернатовскую едим. Ничего, конечно,