Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль. Владимир Сорокин

качал головой:

      – Дааа… надо же. Встретились. Но ты вообще-то гусь тот ещё. Не звонишь, не пишешь…

      – Саш, это не от меня зависит. Я ж по полгода в командировках. Мотаюсь как чёрт.

      – Все равно. Пару строчек написал бы. «Жив, здоров, привет родителям».

      – Да я писал.

      – Когда писал-то?

      – Да писал… что ты прямо… писал.

      – Ну и жопа ты всё-таки! – Свеклушин рассмеялся, хлопнул Трофименко по плечу. – «Писал»!

      Трофименко вытащил папиросы:

      – Будешь?

      – Не. Не хочу.

      – Ну, а у тебя как?

      Свеклушин вздохнул:

      – Всё по-старому. Верка авиационный кончает.

      – Заочный?

      – Ага. Серёжа в седьмой пошёл.

      – Как учится?

      – Так себе. Чего-то никак за ум не возьмётся. Побренчать, маг послушать.

      – Ясно. Ну а на работе как? Как с Сидоровым?

      – Хреново.

      – Давит?

      – Ага. Я уходить хочу от них. Надоело.

      – А куда?

      – В техникум. Преподавателем.

      – Технологию?

      – Ага.

      – Ну что ж, тоже интересно. – Трофименко курил, перехватив папироску возле самой головки.

      – А главное – рядом. В Черёмушках.

      – Ну так сам Бог велит. Уходи, конечно.

      Свеклушин положил портфель на колени, улыбаясь, вздохнул:

      – Да, Серёга, Серёга. Морщины вон у тебя. Надо же…

      – Ну и чего странного? Нормально.

      – Чего ж нормального? Мастер спорта по самбо, тридцать пять лет.

      – Да у тебя тоже, кстати, морщин хватает. Так что не расстраивайся шибко на мой счёт. Береги нервные клетки.

      Засмеялись.

      Свеклушин шлёпнул Трофименко по коленке:

      – Вот что, деятель. Давай мотай на вокзал, забирай свой угол и дуй к нам. Живо. А я щас Верке звякну, чтоб сварганила что-нибудь. Она, поди, дома уже. Давай быстро.

      Он встал, но вдруг вспомнил:

      – Только вот погоди-ка. Норму сжую щас, чтоб домой не тащить. Хорошо, что вспомнил.

      Он сел, раскрыл портфель.

      Трофименко курил, стряхивая пепел на асфальт.

      – Где она??.. Ага, вот.

      Свеклушин вытащил упакованную в целлофан норму.

      – Ух ты. – Трофименко потянулся к аккуратному пакетику. – Смотри, какие у вас… А у нас просто в бумажных упаковках таких. И бумага грубая. И надпись такая, оттиснутая плохо, криво. Синяя такая. А у вас, смотри-ка, во как аккуратненько. Шрифт такой красивый…

      – Столица, чего ж ты хочешь. – Свеклушин разорвал пакет, вытряхнул норму на ладонь, отщипнул кусок и сунул в рот.

      Трофименко потрогал норму:

      – И свежая… во мягкая какая. А у нас засохшая. Крошится вся… организаторы, бля. Не могут организовать…

      – А вы написали бы куда надо. – Свеклушин жевал, периодически отщипывая.

      – Написали, бля! – Трофименко швырнул папиросу, придавил ногой. – Не смеши, Саша.

      – Не помогает?

      – Да конечно. Всем до лампочки. А потом, говорят, почему периферия тянет слабо? Смешно. Сказка про белого бычка. Везут, везут опять пакеты эти. А там шуршит