.

качества ткани, а только потому, что холод, едва подобравшись ко мне, умирал со смеху. Родители были слишком вежливыми (слабыми) людьми, чтобы разрешить мне не носить этот подарок. Они только говорили, что мистер Харрис сделал его от чистого сердца, и обещали, что скоро придет весна и будет тепло. Я опасалась, что не доживу до той поры.

      Раздался свисток, и мяч взлетел в воздух. Не сводя с него глаз, брат бросился в ту сторону, двигаясь с поразительной скоростью и инстинктивно огибая встречных игроков, а потом подпрыгнул. На секунду он словно завис в воздухе, остановил мяч и едва заметным движением кисти перехватил его. У брата были мамины руки: они, казалось, разговаривали с мячом. Я закричала и вроде бы даже замахала руками, но на самом деле они оставались неподвижными и плотно прижатыми к телу, словно меня разбил паралич.

      – Синие, вперед! – кричала мама.

      – Вперед, синие! – завопила и я так громко, что она вздрогнула и прижала палец к губам.

      Брат несся по полю, плотно зажав мяч под мышкой. Тридцать ярдов, двадцать ярдов, финт влево.

      – Вперед, Джо! Давай, Джо! Давай! – орала я. Он споткнулся, но не упал, и по-прежнему никого рядом; пятнадцать ярдов, он оглядывается на бегу, зачетная линия уже совсем близко; и вдруг из ниоткуда, словно просто из грязи, прямо перед ним вырастает пятиголовая человеческая стена. Он врезался в нее, не снижая скорости, раздался оглушительный треск столкнувшихся костей, хрящей и зубов, и брат рухнул в грязь, уже смешавшуюся с кровью, а сверху на него рухнули эти пятеро и остальные, подбежавшие в последний момент. На поле и вокруг вдруг стало совсем тихо.

      Солнце медленно выглянуло из-за башни и осветило эту куча-малу, похоронившую под собой моего брата. Я оглянулась на родителей: мать сидела, отвернувшись, и зажимала дрожащей рукой рот. Отец громко хлопал и кричал:

      – Молодец, мальчик! Молодец! – Довольно странная реакция на то, что его сыну, возможно, сломали шею.

      Похоже, только я осознавала такую опасность, а потому вскочила и бросилась на поле. Я пробежала уже полпути, когда кто-то из зрителей с хохотом выкрикнул:

      – Ловите пингвина!

      Я остановилась и оглянулась. Все болельщики смеялись надо мной. Даже мои собственные родители.

      Судья по одному стаскивал с кучи побитых игроков, пока в самом конце, на дне я не увидела лежащего без движения, наполовину зарытого в грязь брата. Я попыталась наклониться, но из-за проклятого смирительного пальто потеряла равновесие, упала прямо на него, перекатилась и по инерции приняла сидячее положение.

      – Привет, – сказала я. – Ты как?

      Он смотрел на меня удивленно, не узнавая.

      – Это я, Элли, – сказала я и помахала рукой у него перед лицом. – Джо?

      Он все молчал, и я, по возможности размахнувшись, шлепнула его по щеке.

      – Ой, – ожил он. – Ты зачем это сделала?

      – Так надо, я видела по телевизору.

      – А зачем ты оделась пингвином?

      – Чтобы тебя насмешить.

      И