Ушли, чтобы остаться. Юрий Мишаткин

больше результатов, зверь не должен ожидать от хозяина агрессии, полностью доверяя дрессировщику, показывать больше трюков. Что бы ни говорили, но Банзай еще долго оставался недоверчивым, работал из рук вон плохо, ошибался в исполнении приказов или отказывался их делать. Пришлось Свободину перейти на репетиционный период. Начал с азов, и постепенно Банзай поверил, что хозяин – друг, за ошибки не сделает больно, не надо опасаться промахов – коль случатся, следует повторить трюк. Спустя месяц аттракцион вернулся в программу, но, к огорчению Свободина, Банзай нет-нет да вспоминал конфликт с берейтором, становился неуправляемым.

      – Перестань перед выходом портить Банзаю настроение, – потребовал у помощника Свободин.

      – Я что, я ничего, – оправдывался Никифоров.

      – Убирай клетки во время представления, а не при медведях. И проверяй конину: в прошлый раз привезли с душком.

      – Может, медведям антрекоты давать?

      Дрессировщик не ответил, вместе с берейтором покатил клетку по закулисному лабиринту к форгангу.

Конец представления

      И был апрель, и было воскресенье, и в цирке давали еще два представления.

      Долгая ночь сорок первого

      Это случается каждый раз, когда ночью в поезде в настойчивый перестук колес неожиданно врывается бессонный гудок паровоза. Как от толчка, я тотчас просыпаюсь и вновь все вспоминаю, точно с летней ночи сорок первого года не минуло более полувека, словно все произошло вчера…

      Состав тащился по равнинам, сквозь леса, мимо деревень, подолгу простаивал в городах у водокачек, пропуская воинские составы, и сколько еще часов, точнее, суток ехать до конечного пункта, не ведал никто из работников детского дома, сопровождавших в эвакуацию своих воспитанников, а с ними детей комсостава Красной Армии. Когда воспитательницы спрашивали угрюмого проводника с деревянной ногой: «Когда прибудем в Сталинград?», в ответ проводник плевался и так далеко посылал фашистов, что женщины смущенно отворачивались. Ничего вразумительного не мог ответить и начальник состава.

      Шло к концу невыносимо жаркое лето. На запад проносились платформы с зачехленными орудиями, танками, полевыми кухнями, теплушки с красноармейцами, на восток спешили (или плелись, как мы) составы с заводским оборудованием, беженцами. Я был в их числе и бережно хранил в кармашке подаренную отцом перед уходом на фронт звездочку с командирской фуражки.

      Стоило нашему составу замереть на очередной станции, как среди взрослых возник ропот:

      – Везем более пятисот детей дошкольного возраста, все измучились, устали питаться всухомятку!

      – Где раздобыть уголь, чтобы вскипятить в титане воду?

      – Что будем делать, коль начнутся болезни?

      – Хлеб на исходе! На остановке отыскала на вокзале ларек, подала продуктовые карточки, а мне в ответ: «Посторонних не обслуживаем»!

      Старшая в вагоне отдала указание запастись свежей, обязательно кипяченой водой, отправилась отоваривать карточки на хлеб, жиры, сахар, разрешила