Ушли, чтобы остаться. Юрий Мишаткин

положено подтрунивать после хмельного застолья, приходится терпеть, раз простился с холостяцкой жизнью. Выслушивая очередную в свой адрес шутку, Кирилл краснел, отчего на носу резче проступали веснушки, и тотчас все вокруг взрывались хохотом. Так минула трудовая неделя, показавшаяся Лободе бесконечной…

      Чуть не задев мачту, над катером пронесся мартын. Птица коснулась острым крылом воды и взмыла, устремясь к зарослям осоки, затем вернулась и вновь закружила над рыбаками.

      Мартын долго сопровождал бригаду, не желал отставать, на какое-то время перегонял судно и с победным видом оглядывался, словно хвастался: «Вот я какой! Куда вам до меня!». Когда катер обогнул песчаную косу и показались выбежавшие к берегу дома поселка, мартын повернул к морю.

      – Гляди-ка: бабы-то опять приперлись! – воскликнул один из рыбаков, вглядываясь в тонущий в вечернем сумраке причал.

      Остальные на катере подались чуть вперед и также увидели у кособокого склада женщин – издали их можно было принять за стаю молчаливых птиц.

      – И не лень каждую субботу встречать!

      – У них это стало за привычку.

      – Выходит, соскучились…

      – Неужто других дел нет, как лишь встречать?

      Женщины приходили к причалу по субботам, несмотря на погоду. Встречались у закусочной, делились новостями, жаловались или хвалились детьми. На дом при дороге, в котором разместилась закусочная с громким названием «Дунайские волны», с чей-то легкой руки переименованная в «Бабьи слезы», женщины старались не смотреть, плевались, самые зубастые пускали крепкое словцо в адрес буфетчицы.

      – Чтоб сгорела со своим змеюшником! Чтоб на нее ревизия была, нашли растрату и в тюрьму упекли! – от души желали буфетчице Фросе, и тому была веская причина: возвращаясь с путины, мужья прорывались сквозь заслон жен в «Бабьи слезы»; на требование идти домой не обращали внимания. Порой в семьях ждали неотложные дела, встреча с приехавшим родственником, праздничное застолье, но рыбаки не нарушали укоренившуюся традицию. Наперекор женам рассаживались в закусочной, заказывали по кружке пива, нужное количество поллитров, карамелек для закуски. По домам расходились ночью, что до слез сердило женщин, заставляло их еще больше ненавидеть Фроську с ее заведением.

      Рыбаки всматривались в женщин на берегу.

      – Оно понятно, – объяснил один из умудренных жизнью, – бабе надо, чтоб ейный мужик завсегда был возле ее юбки, на сторону на смотрел и, главное, оставался трезвым.

      – Знают ведь, что пока не выпьем норму, с ними не пойдем, – добавил другой.

      Не дожидаясь, когда с берега на борт лягут сходни, рыбаки перепрыгнули с зыбкой палубы на причал. А оказавшись на твердой почве, оглянулись.

      Микитыч докуривал самокрутку, когда огонек коснулся заскорузлых пальцев, щелчком отправил окурок за борт и лишь затем ступил на сходни.

      – Гляди-ка, Кирюха, и твоя приперлась!

      И верно: среди женщин была Клава, не решавшаяся при рыбаках броситься на шею мужа.

      – Ты…