Собрание сочинений. Том 2. Царствие земное. Виктор Ростокин

в различных позах и, разумеется, без одежды, подалась в неизвестном направлении. А я оставил детей на попечение матери-старушки и подался в монастырь. Было жаль заблудшую душу Василисы. Сутками простаивал на коленях перед образами, бессчетно бил поклоны, творил молитвы. И Господь спас ее! Она разыскала меня. Теперь Василиса заправляет церковным хором в моем храме.

      Он закрыл глаза, беззвучно шевеля губами.

      От резкого толчка дверь продвинулась, и в просвет заглянула собачья морда.

      – Гришка! – позвал я.

      Дворняжка, виляя хвостом, подбежала ко мне – желтые глазки ее радостно смеялись!

      Батюшка погладил пёсика.

      – Хозяин потерял тебя. Церковный двор будешь охранять! Согласен?

      Гришка запрыгнул к нему на колени, лизнул бороду, зачихал.

      Проснулись мать и сын. Батюшка стал их кормить: вытащил из сумки ржаную буханку, соль, в кружку налил воды. Парнишка помотал головой:

      – Я не собака.

      Батюшка взял кусочек и бросил псу. Но и он даже не понюхал. И все от души рассмеялись!

      Моя настала очередь покинуть купе и вагон и всех тех, кто еще будет ехать, добираться до своего назначенного места. Батюшка проводил меня до выхода.

      – А стих твой неплох. Вот только слово «животным» поправь. Можно употребить «мерзавцы»… А животное… Божья тварь, а стало быть, священно и к отрицательному типу человека никак не применимо. Не обижайтесь на критику. Просто дружеское замечание.

      Я поцеловал серебряный крест. Сошел по крутым ступеням. Поезд дал гудок отправления. Приснувшие было усталые вагоны предупредительно толкнули друг друга. Пассажирский состав покатил дальше в предзимнее ненастье к иным неведомым остановкам.

      Кочегарка

      Огонь в топке будто захлебывался от излишек мазута, который разбрызганным пучком вырывался из сопла форсунки. Пахло горелым железом, чадом, мокрыми бетонными потолочными балками, а также сушеной рыбой, гнилыми яблоками, застойной сивушной прогорклостью. Прохоров поднялся с лежанки. Вышел наружу. Помочился в снег. Рассветная скудная матовость чахоточно проступала за полями, горбившимися сугробами. Как по-живому, резал мороз. А супротив, на небесном взлобке, лепестково цвела звезда. Одна на этот час. «Какая она благодатная, весенняя!..» По другую сторону темной тушей убитого медведя лежало село. В двух верстах отсюда. Но там Прохоров не был с того дня, как его наняли работать в кочегарке и начались холода. Туда его не тянуло. Жена упокоилась на погосте. Жучка сорвалась в старый колодец и утонула. Корову увезли на КамАЗе – продал ее мужикам из города.

      Он опять глянул на веселую звезду: там всегда лето, зеленая трава, листья. Вот почему богачи не жалеют средств! Народу брешут: космос осваиваем ради общего блага! А сами драпануть готовятся! Ведь Земле конец наступает. Прохоров мысленно представил, что зима уже никогда не закончится. И люди, чтобы согреться, сожгут деревья, катухи,