Необжитые пространства. Том 2. Позаранник. Виктор Ростокин

давит поклажа

      Прошумевших годов.

      Без разбора и вольности

      Я иду в темноте.

      И незримые волны

      Гасят свет в вышине.

      Так и все уходили,

      Боле уж не дыша,

      При остаточной силе,

      Как роса с камыша,

      Что не сможет наполнить

      Плеса высохший яр.

      По округе от молний

      Разгорится пожар,

      Лес, опушка обуглятся,

      Станет камнем земля.

      В небе Млечная улица.

      Явит свет для меня.

      «Ни в скандалы, ни в драки…»

      Ни в скандалы, ни в драки

      Нет желания ввязываться.

      Друга ситного враки

      Ловким кружевом вяжутся.

      И спустя лишь минуту,

      Их узлы и сплетения,

      Без труда пораспутанные,

      Превратились в видения.

      Он, гляжу, не сдается.

      Так умудренный медник

      Трет, насупленно бьется

      Над вещицею бледненькой,

      Над вещицею простенькой,

      Золотой чтоб смотрелась.

      Жизнь в ненастье и в просини

      Моя сплакалась, спелась.

      Близко-близко затишье

      Непорушенной вечности.

      Счастье в песнях не ищет

      Тот, кто Богом помечен.

      «Я думал, моя песенка уж спета…»

      Я думал, моя песенка уж спета

      И в бренной жизни стал совсем ничей.

      Ты подарила старому поэту

      Букет незримых солнечных лучей.

      Спасибо, женщина!

                                 Как раз сегодня,

      Как никогда, нуждаюсь я в тепле.

      Душа моя блукает в непогоде,

      Хотя ликует лето на земле.

      Но так судьбой начертано с рожденья —

      Идти стезей тернистою Христа,

      Мириться с униженьем и презреньем,

      Иудов новых лобызать уста.

      Отнюдь, отнюдь…

                         Не всякий раз судьбине

      Потворствовал – деяния глухи.

      Я материнской посвящал калине

      С грустинкой мелодичные стихи.

      Та судьбы стезя вела угрюмо

      Во мрак, где свет запрятан глубоко.

      И я невольно предавался думам,

      Иное что-то тайное влекло.

      И вот я вышел, выбрался наружу

      В лохмотьях и с подавленной душой,

      И мыслил тяжко: никому не нужен,

      Калине материнской лишь одной.

      И не любя, сочувствуя при этом,

      Ты не прошла дорогою своей,

      А подарила скорбному поэту

      Букет незримых солнечных лучей.

      «Таящиеся мысли не выходят…»

      Таящиеся мысли не выходят

      На свет – их слишком острые углы,

      На них отсутствует извечно мода,

      Они – коварный нож во тьме золы.

      «Не дозволяй сорваться на свободу

      Ему, – молю я Господа порой, —

      Ведь он, поправ движение Природы,

      Мир сущий очернит лихой бедой».

      И в мороке душевных откровений,

      В горячке необузданных обид

      Я укрощаю злость стихотворенья,

      Пред желчью