Пять минут жизни. Эмма Скотт

о родителях.

      – Она каждый день рисует Египет?

      Рита кивнула.

      – Каждый день.

      – А что с цепочками слов?

      – Необычно, да? Такие тонкие детали. Мисс Хьюз талантливая художница.

      – Они что-то значат?

      – Ее нейропсихолог, доктор Стивенс, говорит, что это отголоски ее жизни до аварии. По словам Делии, мисс Хьюз училась в художественном колледже и считалась одной из лучших учениц. – Рита улыбнулась. – Однако сама мисс Хьюз иногда утверждает, что была этимологом.

      – Кем?

      – Тем, кто изучает происхождение слов, – пояснила Рита. – Доктор Стивенс говорит, что это конфабуляция. Выдумка мисс Хьюз. Он думает, ее бедный мозг пытается создать историю за неимением собственной. – Она посмотрела на полную рисунков папку. – Почти пора убираться.

      – Ты их просто выбрасываешь? – спросил я.

      – А что еще нам с ними делать?

      У меня не нашлось ответа, за исключением того, что подобное искусство слишком хорошо для мусора. Тея была слишком хороша для маркеров и бумаги для заметок.

      Рита изучила мое выражение лица и снова положила ладонь мне на руку.

      – Она нарисует еще, – заверила медсестра. – И никогда не узнает, что их больше нет, потому что, прежде всего, не сможет вспомнить, что их делала.

      Я неопределенно кивнул, хотя мне это все не нравилось. Ни одна чертова вещь.

      – Мне пора возвращаться к работе, – сказала Рита. – Ты привыкнешь к мисс Хьюз. Просто дай себе время.

      Время. У меня его было предостаточно. Годы и годы. У Теи же было всего несколько минут.

      «Для тебя она мисс Хьюз. Оставь ее. Делай свою работу».

      Пока я подметал пол комнаты отдыха, мои глаза то и дело возвращались к Тее. Мое глупое сердце болело так же, как в тот день, когда умер дедушка Джек. Скорбя о чем-то потерянном, что уже никогда не вернуть.

      Это была потеря Теи, а не моя.

      «Ты в этом уверен?»

      Я кивнул. Я не терял Тею. Она не была моей, чтобы ее потерять, и никогда не будет.

      Глава 4

      Джим

      Хоакин оказался прав; Алонзо дал мне две ночные смены подряд. Я познакомился с Мэри Флинт, дежурной медсестрой, что работала каждую ночь, – женщиной средних лет с короткими темными волосами и большим носом. Большая часть ее работы заключалась в том, чтобы раздавать ночные дозы лекарств из закрытой аптечки на втором этаже. Как только резиденты засыпали, у Мэри не оставалось каких-либо занятий. Каждый раз, когда я проходил мимо ее поста, она дремала.

      Меня это устраивало. Никаких разговоров.

      Первая ночь в «Голубом хребте» была как первая ночь в моем новом доме. Я привыкал к звукам и тишине. Приветствовал одиночество и гарантию, что мне не придется ни с кем общаться. Я бродил по залам точно призрак, слыша лишь шорох своих шагов по линолеуму и звук собственного дыхания.

      «Не застрянь на горе».

      «Чувствуешь себя как дома?»

      Я прыгал из одной приемной семьи в другую всю свою жизнь. Концепция дома не имела для меня никакого значения. Дедушка Джек однажды сказал: «Бери,