Пять минут жизни. Эмма Скотт

нахмурилась и попыталась что-то написать. Ручка царапала лист рядом с пирамидой из слов, но ничего не выходило.

      – Как ты узнал?

      – Я достану тебе новую.

      Я подошел к кладовке и открыл дверь. Внутри я дернул цепь, и зажглась лампочка, освещая стойки с головоломками, настольными играми, журналами и старыми книгами. Я нашел пачки бумаги, коробки с шариковыми ручками и маркеры. Все художественные принадлежности, которые имелись у Теи.

      – Это оно? Ручки и бумага?

      Внезапно по задней стенке шкафа промчалась крыса. Присев, я обнаружил в гипсокартоне трещину, сквозь которую пробивался дневной свет. Я сделал мысленную заметку сказать об этом Алонзо, затем вытряхнул из коробки шариковую ручку и поспешил обратно к Тее. Она все еще пыталась что-то написать пустой ручкой.

      – Вот, пожалуйста, – сказал я.

      – Спасибо, Джим, – поблагодарила она, взяв новую ручку. – Вы чудо.

      С амнезией или нет, Тея дружелюбно принимала всех, кого встречала. Такая жизнерадостная. Я бы поспорил на хорошие деньги, что в школе она была невероятно популярной. Красивая, талантливая девушка, которую просто не получается не любить.

      – Джим?

      – Д-да?

      – Ты пялишься. – Она кокетливо похлопала ресницами. – О чем ты думаешь?

      – О тебе. – Что-то в ее прямоте требовало взамен правды. – Я думал, была ли ты такой же хорошей художницей в старшей школе.

      – Я была египтологом, – сказала она, кивнув на свой рисунок.

      – Египтологом? – переспросил я. – Не этимологом?

      Ее лицо сморщилось.

      – Что?

      – Ой. Н-н-ничего. Рита сказала…

      – Кто такая Рита?

      «Дерьмо. Блин. Перенаправь ее».

      – Ты изучала Египет? – спросил я, указывая на рисунок.

      – Думаю, по всей логике, да. Моя старая работа. – Тея улыбнулась шире и запрокинула голову, чтобы посмотреть на меня. – Присядь, а? Ты нависаешь.

      «Теперь и я в ее повторах».

      – Люблю эти все египетские штуки, – продолжила Тея. – Вся их история напичкана ритуалами, богами, монументами и романтикой. Во всех хороших историях должна быть романтика. Любовь. Без любви – какой в них смысл?

      – Я в этом не эксперт, – медленно признался я.

      – Нет? Ты не романтик? Уверен? А как по мне, ты вылитый Марк Антоний. Куча доспехов снаружи, но внутри… – Она поморщилась. – Ой. Опять я за свое. У меня нулевой фильтр между головой и языком, если ты еще не заметил. Сестра всегда меня осаживает, но я называю вещи своими именами. Жизнь коротка, не так ли?

      «Очень коротка, Тея. Всего пять минут».

      – Ты мало говоришь, Джим?

      – Немного.

      – Я тебе еще не надоела?

      – Нет, все хорошо.

      «Все хорошо. Боже».

      – Джим, Джим, Джим. – Тея склонила голову набок. – Это от Джеймса, верно? Но тебе больше подходит Джимми. Джимми с добрыми глазами. Ты не против, если я буду звать тебя так?

      Почему этот простой вопрос разбил мне сердце, я понятия не имел, но казалось, что Тея выстраивает между нами мостик длиной в годы, вместо нескольких минут.

      «Будь