Знай обо мне все. Евгений Кулькин

до них мудрости устройства автомобиля и правил движения.

      «Плавают» «середнячки», даже «ныряют», кстати в те же учебники, что держат в упрятанных между колен руках, «безнадежные». Но оценки еще идут сносные.

      И речи иногда проскакивают: мол, сядет за руль, всему научится.

      Вот, думаю, лафа с такой комиссией. И пожалел тех двоих, кому чуть ли не накануне пальцы оттяпало. Не иначе, в «хорошистах» они тут оказались бы. Из-за любознательности.

      И только я так подумал, как тот самый майор, что тлел румянцем и улыбку с губ сдаивать не успевал, внезапно насупился, словно Поелозин, говоривший о роли коленчатого вала, нанес ему личную обиду.

      «Хватит! – прихлопнул он ладонью по столу и спрашивает: – У тебя в ноздре щекотно не становится?»

      Тот – простяга – оробело признается, что нет, хотя, если надо для дела, он и чхнет.

      «Так вот, – продолжает майор, – долго я тебя слушал, а так и не понял, про коленвал ты говорил или про полуось. Где стоят дифференциалы?»

      Поелозин молчал.

      «Хорошо, что ты еще в тупик себя не загнал, – сказал майор. – Хоть выход есть».

      «Какой?» – наивно спросил Поелозин.

      «В твоем положении надо спрашивать: «Где?» – и указал на дверь. – Придешь в следующий раз!»

      После первого «завала» наступила тишина, словно все остальные «рисковые ребята», как они о себе говорили, смачно внося деньги на банкет, разом поумирали.

      Только было слышно, как один член комиссии – тоже майор, только более бледный, чем председатель, и одетый в поношенную, этакую зануждалую форму, куря, потихонечку, бесслюнно отплевывал, видимо, цеплявшиеся за язык табачины.

      И в этот момент в класс влетел запаленный Бекешин.

      Кто такой Бекешин – надо сказать особо. Это, считаю я, до сих пор прирожденный скоморох. Клоун да и только. Я не помню ни одного человека, чтобы тот обиделся на его шутки, которые были далеко небеззубыми. И вот влетел Бекешин и воскликнул:

      «Доигрались! Достукались! Докатились!»

      «Что случилось?» – свел было в неудовольствии брови председатель комиссии.

      «Я же знал, чем все это кончится!» – не отвечая, продолжал Бекешин.

      «Ну чего ты причитаешь, как поп над кадилом?» – воскликнул директор.

      «Гляньте! – указал Бекешин за окно. – Мистер Интер с мадам Студебекер негритенка прижили!»

      И все, кто был ближе к окнам, увидели, что во дворе стоят вымытые по случаю приезда комиссии «интернационал» и «студебекер», а рядом с ними неизвестно куда ездивший, черный от грязи «виллис».

      Первым засмеялся председатель комиссии, а за ним, получив такое одобрение, и весь класс.

      Бекешин и отвечал как артист. И комиссия смотрела на него с таким же умилением, как в свое время старый Державин на юного Пушкина. Он и ногу по-пушкински отклячил.

      Ну, думаю, вконец отмякла комиссия, теперь и «безнадежные» попрут. Косяком.

      Но не тут-то было. Стоило только Незнамову попробовать опровергнуть свою фамилию арапством