Знай обо мне все. Евгений Кулькин

я юморил. Но ни Гива, ни Нюська не улыбались. Видно, радость, а может, неожиданность, прошли, и я заметил на их лицах заботу и голодные тени под глазами. Да, именно, голодные. Я очень хорошо знал, как они выглядели… И вспомнились слова мичмана Храмова…

      Гива, наверно, понял, зачем я его разыскал, потому, отведя меня в сторонку, за что получил от Нюськи презрительное: «Какие секретные стали!», рассказал то, чего я не знал.

      Оказалось, услышав скрип двери, как я подумал, в уборную и, не глянув на сигнал Гивы, смыканув я тогда леску, и… никого не подорвал. Ибо Пахомов в ту пору спустился в погреб. И это, конечно, его спасло.

      Думал, надолго обиделась на нас Нюська. А она ко мне прискипаться стала:

      «Ну, Генка, и фрайер фортовый из тебя вышел!»

      «Откуда это ты блатных словечек нахваталась?» – спрашиваю.

      «Сейчас все так говорят», – отвечает.

      И только тут я глянул на машину, которой Гива с Нюськой, или наоборот, управляли. И вижу – отродясь не видел такой. Нос тупой, кабина прямо над передними колесами. Каракатица да и только!

      «Как ее кличут?» – спрашиваю Нюську.

      «Ренауль!»

      «Чья же?» – интересуюсь.

      «Была итальянская, сейчас наша!» – это уже острит Гива.

      У него, кстати, здорово затемнело над верхней губой. Вот-вот бриться начнет.

      Смотрю, Нюська Гиву – по боку.

      «Иди пехом в гараж, – говорит, – а я этого морячка по старой памяти прокачу! – и добавляет: – С ветерком!»

      И, стерва, прокатила! Я аж позавидовал, как она ездит. Словно в машине родилась с ключами зажигания во рту.

      «Иди к нам в колонну? – говорит, когда все междометия, мне адресованные, иссякли.

      «Слесарем?» – спрашиваю.

      «Да такого красавца можно и начальником устроить! – она так же мечтательно, как я помнил, сощурилась. – Ни одного мужика в шоферах не останется».

      «Почему же?» – не понимаю еще ее подначку.

      «Девки их всех повытеснят!»

      «Потешон работает?» – интересуюсь, чтобы сбить ее с не очень мне приятного разговора. Я еще не привык, чтобы меня, как дурака, в глаза хвалили.

      «А куда ему деваться, воюет. Он нам – слово, мы ему – десять. Вот такая у нас арифметика».

      «Останови», – прошу.

      «Ха! – не сбавляя скорости, говорит Нюська. – Быстро тебе наша земная езда приелась. – И вдруг спросила: – А порулить хошь?»

      У меня зачесались ладони. Она уступила мне место, показала, как включаются, кстати, страшно неудобно, скорости, и посоветовала:

      «Только газульку прижимай посильнее, пружина на акселераторе жестковата».

      Сел я за руль и – не поехал. Не могу с места сдвинуться, хоть плачь. Вот вроде нащупал первую скорость, медленно отпускаю сцепление и – одновременно – жму на газ. А машина, урлыкнув, глохнет.

      «Ничего, – успокаивает меня Нюська. – Так все на этих «ренаулях» начинали. А Потешон до сих пор на этой, как он говорит, «Ведьмаке», где садится, там и слезает.

      Употев, наверно, до шестого из семи потов, я, наконец, поехал.