Знай обо мне все. Евгений Кулькин

нам тоже выпишите?» – осмелел белобрысый «курсач», который не знал, для чего у машины кардан.

      И майора это, видимо, задело:

      «Скажи!» – внезапно согласился он.

      Белобрысый замялся.

      «Мне можно?» – спросил я и, откровенно признаюсь, с нарочитой медлительностью, чуть ли не с зевком, сказал майору, что все это проще простого. Я заставлю «барышню» подержать ногу на педали тормоза. А зайдя за машину по своим делам, буду видеть, как добросовестно она это делает, потому что при нажатии должен гореть стоп-сигнал, или «стопарь», как говорят шофера для краткости.

      Прав мне, конечно, не выписали и даже стажорки не дали. Просто – все трое – позубоскалили по поводу моей шустрости и майор-непредседатель сказал:

      «Я бы на твоем месте из слесарей не уходил».

      «Почему же?» – полюбопытствовал я.

      «Тут ты – фигура. А шофер из тебя выйдет или нет, еще неизвестно».

      Комиссия уехала на второй день. Вместе с нею на двое суток исчезли директор и три преподавателя.

      «Фавориты» смотрели на меня с болезненной снисходительностью. Видимо, то, что я ответил на все вопросы без запинки, на них не произвело впечатления. Ибо они-то уже были при стажорках, и их, как невест, разбирали «сваты» – представители автоколонн и других организаций, где водилась техника. А я уныло бродил по двору автомотоклуба, потому что заняться мне было решительно нечем.

      Тут-то и явился Иван Палыч, запропавший в знаменитых Дубровских лесах, что под самыми Вешками, из-за поломки своего «жоржика». Так он звал «интернационал».

      Я вкратце рассказал ему обо всем, что меня касалось, и он – заочно – упрекнул директора:

      «Что же он меня так подвел?»

      «А может, не он, а я? – вырвалось у меня. – Ведь это только вы уверены, что сдать экзамены мне ничего не стоит».

      «Брось! – отмахнулся Иван Палыч. – Думаешь, тот раз «лоща» я ему подсуропил, когда говорил, что я у тебя учусь? Нет. Так оно и есть».

      Я спорить не стал, хотя знал, что учиться у меня решительно нечему.

      Но директор привез мне права. Я даже растерялся. Значит, сдержал майор-председатель свое слово.

      А потом я держал экзамен в педучилище. И здесь моя форма произвела впечатление, хотя носить ее так долго после того, как ушел с моря, было неприлично. Тем более что я так и не объявился в военкомате. Сначала думал – успеется. Потом кто-то припугнул штрафом за то, что слишком долго не шел, чтобы стать на учет.

      Словом, утаил я от военкомата, что школу юнг закончил. А через месяц, наверно, или чуть больше, прошел медицинскую комиссию – уже как приписник – и она признала меня годным для службы в армии.

      «Вот тебе и компенсированный порок! – думал я. – И уширение пахового кольца, впридачу с незарощением дужек позвонка. В одном месте – это почти трагедия, а тут ничего даже не было замечено!»

      И я вспомнил мичмана Храмова, прав, он, наверно, что много бездельников развелось на флоте. Вот нас и шуговали оттуда под звон позвонков.

      Трудится я пошел все в ту же колонну