Полоса отчуждения. Евгений Кулькин

всех своей умностью.

      Мишацкий и Каземирович.

      Оба «М. Е.».

      А по радио кто-то бубнит: «Не провоцируйте ситуацию и не вторгайтесь в чуждую вам сферу это приведет к растрате потенциала».

      Сглотнул.

      Ушел в другую комнату.

      Неужели люди не могут говорить доступным языком понятные вещи?

      Все умничают.

      А ради чего?

      Почему-то вспомнилась Подруга Жены.

      Больше тем, что перед самой поездкой с ним переоделась в короткую юбку.

      Чтобы сверкать коленками.

      И, конечно, его завлекать.

      На всякий случай.

      Чтобы потом какой-то из подруг говорить, как она управляла машиной с помощью коленок.

      Может, это и удивительно, но Максиму часто снится «Леспромхоз». Начиная с непонятного лозунга: «Технологическая революция – это гормон славы».

      Кстати, инженер с фамилией Гормон на лесоповале был.

      Выступал уж больно красолюбно.

      Кстати, так выражалась Шурова-Касаткина.

      А Гормон, перед тем как начинать речь, долго мялся, жался, даже топырился.

      Потом начинал:

      – У истории всегда слитный шаг.

      – Неслыханное новшество, – подвторивал ему кто-то.

      А некто из задиристов вопрошал:

      – Это когда она на деляну идет али с нее возвращается?

      – Ну дай ему дойти до развития свободы, – останавливают говоруна с трубкой, которую, кстати, он больше прочищает, чем курит.

      И Гормон продолжает:

      – Так вот, только слитность шага может спровоцировать реакцию не замечать огромные погрешности, которыми казнятся нерастраченные чувства миллионов.

      У какого-то стукача морда становится тверже приклада винтовки.

      – И тогда, – продолжает Гормон, – рабочие капиталистического мира начинают слышать голос эпохи, который призывает…

      И тут его перебивает кто-то из тех, кто в свое время активно осваивал Соловки:

      – А знаете, как у нас расшифровывалось ОГПУ? – И, торопясь, чтобы не перебили, давал такую расшифровку: – О, Господи, Помоги Убежать.

      Сдержанный хохот с минуту.

      – А ответ, – продолжал он, – в обратном порядке звучал так: «Убежишь, Поймаем, Голову Оторвем».

      Как все было в «Леспромхозе» доступно и понятно!

      С любого такого словопотешания мужики расходились в задумчивости, а бабы со слезой во взоре.

      И разносили по всему поселку наверняка где-то слышанную умность.

      – Надо соединить историю с географией, – говорил кто-то.

      – У нас сейчас, – вторил ему второй, – невероятные возможности пережить пафос жизни.

      А какой там пафос, когда вкалывать приходится до одури и дальше, как тут шутят почти все.

      Тот же Гормон почему-то всегда встревает в спор об искусстве.

      – Гениальный художник, – говорит он, – как правило, великий труженик, потому что он индивидуальный творец. А так мечты могут всю жизнь пролежать на полке.

      Окончание этой фразы обычно сопровождается призывом к продолжению.

      – Ну что, пойдем полежим на полке у истории?

      Это