Полоса отчуждения. Евгений Кулькин

явно шуточная.

      Но пассажир воспринял ее серьезно.

      – До такого неприличного возраста грешно доживать.

      Хотя один дед сказал Максиму:

      – Восемьдесят – при нашей-то жизни – это финишная лента. А после финиша как раз и повод расслабиться. Потому как бы пошел обратный отсчет. Или, точнее, обновление жизни.

      И он рассказал, как в сорок «пообратал» полпоселка.

      Так чужие жены за него чуть ли не в драку кидались.

      – И была у меня такая завида. Соберу двенадцать оболтусов.

      – Апостолов? – переспросил Максим.

      – Нет, мужей, чьих жен я пользовал. И каждому по бутылке ставлю. А они же не знают, по какому поводу.

      «Вот она, тайна!» – про себя воскликнул Максим.

      Только вряд ли он на это способен.

      Нет у него, как говорил еще один седок, «ни хватки, ни ухватки. Одни нехватки».

      Но он с необычайной настойчивостью будет искать то, что можно засекретить чуть ли не от всего человечества.

      «Может, убийство?» – как-то спросилось само собой, и от такой мысли он чуть не выронил изо рта язык.

      12

      Кажется, незаметно для самого себя Максим испещревал записями блокнот за блокнотом.

      Теперь он знал, что такое успех и как давить на ситуацию. А один пассажир говорил другому: «Надо клубиться, чтобы не допускать социального пробела».

      Это было для него более чем непонятно. Но не в его правилах стало что-то уточнять.

      Хотелось до всего дойти своим умом. Вот и нынче.

      Мотор работал ровно, зато седок, не заполучив услужливую аудиторию, то есть, его друзья расхотели с ним ехать, пытался выдать напоказ если не всю свою жизнь, то хронику текущего времени.

      По всему было видно, что он обречен на скандал.

      И в это время впереди замаячила фигура какой-то старухи.

      – Возьми ее! – приказал пассажир.

      Максим остановил машину подле пожиловицы.

      – Бабушка! – вскричал седок. – Говорят, старики терпением добывают нынешние тайны. Даже без профессиональной необходимости.

      – Что-то ты такое мудреное несешь, – сказала бабка. – С этим вряд ли подстроишься под духовное ожидание.

      Полупьянец как-то обреченно замолчал.

      Словно ему показали картину его собственных похорон.

      – Экологические проблемы, – начал он, – требуют…

      Его остановил бабкин взгляд.

      Иронично-насмешливый и вместе с тем неприязненный.

      – Продолжение судьбы не требует оправданий.

      Убивает пугающая бедность души. Когда и глубочайшая религиозность не поможет.

      Выпивоха смотрел на старуху с немым любопытством.

      – Вы даже героев не могли создать с реальным пафосом.

      – Каких именно?

      – Того же Николая Островского. Толдонили, что он за бедняков. А его отец был богатым из богатых. Да и бабы какие его окружали! Чего стоят Люся и Марта Пурень.

      – Ну и чем они тебе не глянулись?

      – Чего-то на наших марфуток не смахивают. И нужон он им был, чтоб после его причастия со Вселенной покрасоваться потом рядом, демонстрируя свою прозорливость.

      Если