Мания. 1. Магия, или Казенный сон. Евгений Кулькин

месте левый поворот.

      – Что это вы ему показали? – обалдело спросил молодой.

      – Да взятку дал, – произнес старый, лапая себя по карманам и обращаясь к Георгию: – Сколько мы вам должны?

      Прялин отмахнулся сразу от обоих и попросил:

      – Только довезите меня первым.

      – Какой вопрос! – сказали они чуть ли не в один голос.

      А когда подъезжали к крематорию, Прялин произнес:

      – Шесть!

      – Шесть рублей мы должны? – встрепенулся старый.

      – Нет, шесть конопин на носу у гаишника.

      И тихо улыбнулся. Зная, что это улыбка в этот день у него явно последняя.

      2

      И – грянули поминки! Именно грянули, потому как на них было человек двести, если не больше, и отрядили под это, так и хочется сказать «торжество», громадный ресторан, в котором задрапировали зеркала и чуть убавили свет в плафонах.

      Кто там правил, главенствовал и вообще распоряжался, Прялин понятая не имел. Но на входе его и Абайдулина подхватила под руки какая-то женщина в траурной накидке и повела за стол, что находился в глубине зала. Там, сразу же увидел Георгий, сидела сестра Климента Варфоломеевича, тоже в черном платочке, и какая-то яркая брюнетка с непокрытой головой. Тут же обретались – судя по знакам на груди – герои труда, разные лауреаты и один дедок даже с Георгиевским крестом в петлице.

      В последний момент неведомо откуда вынырнул Вениамин – сын Деденева. На похоронах Георгий его рассмотрел. Не только голос, но и внешность его была поразительно схожа с тем, кого он беззастенчиво именовал отцом, хотя по фамилии вовсе не был Деденевым.

      Там же, вернее, на кладбище, Георгий узнал что Вениамин поэт, член Союза писателей и что подписывается «Вен. Бейм». Фамилия это или псевдоним, Прялин так и не выяснил.

      Рядом с Вениамином было несколько литераторов, которых Прялин знал в лицо, а с поэтом Володей Соколовым даже пил водку.

      Остальное множество, которое расположилось по обе стороны от, так сказать, главного стола, представляло из себя однородную, по большей части улыбчивую массу, и Прялин попервам не заметил там ни одного знакомого лица.

      Абайдулин пребывал все в той же растерянности. Казалось, что он точно знал, под каким стулом заложена мина, и теперь только высчитывал, когда же произойдет взрыв.

      Подошел какой-то незнакомый чернявец. Высказал – персонально – соболезнующие слова сестре Деденева, потом той женщине, что сидела распокрывши, и только тут, видимо, заметив Абайдулина, ринулся к нему.

      – Дорогой Артем Титыч! – воскликнул он на слезе. – Какого человека потеряли!

      Он словно пробовал, каков же Абайдулин на ощупь, все время облапывал его по плечам.

      – А это тоже наш друг, – кивнул Артем Титович на Прялина. И чернявец приник к нему, словно Георгий был неопознанным им сразу его ближайшим родичем.

      Теперь Прялин мог рассмотреть пришлеца. Он имел темноватые височные впадины и впаленькие, с плавным перекосом щеки.

      А тем временем зал набирался слитных, почти однотонных звуков, и со стороны казалось, что так укачливо