Затерянный город. Улисс Мур

Птолемея, пытаясь понять, что он все-таки делает и почему Морис изобразил его в двух таких необычных видах.

      «Может, есть и другие его изображения...» – подумала девочка, осматриваясь, но других обезьян не увидела. Она снова присела на корточки перед рисунком.

      – Интересно, что ты хочешь сказать мне? – громко спросила она, осторожно приподняв с пола полиэтиленовую пленку.

      Под ней оказалось обгорелое дерево – старые балки разной величины.

      Нужно позвать Томми и рассказать ему все. Томми обожает подобные вещи. А она...

      Анита уперлась руками в пол рядом с рисунком обезьяны, и дерево слегка скрипнуло.

      Анита нажала на одну балку, потом на другую и поискала то место, куда мог бы прыгнуть Птолемей.

      Ничего не произошло.

      А что, собственно, могло случиться? Это же старое, обгорелое дерево, немного скрипит, и...

      Щелк! – вдруг скрипнуло что-то на полу. Только один раз, но совершенно отчетливо.

      Анита в испуге отдернула руку. Что это было?

      Она снова коснулась того места, откуда послышался щелчок, и опять надавила. Однако на этот раз старые балки только слегка скрипнули.

      Анита сложила руки на коленях и задумалась. Она действительно слышала щелчок? Действительно что-то щелкнуло или показалось? Что-то произошло – но что?

      Девочка поднялась в необычном волнении и поискала Мьоли́. Котенок хотел убежать от нее, но она поймала его:

      – А теперь пошли отсюда! Ты понял?

      Она подхватила его и вышла из мастерской.

      – Больше никогда не поднимайся сюда! Никогда, понял? – повторила она. – Никогда!

      Она заперла дверь и положила ключ в сумочку мамы.

* * *

      Анита с нежеланием взялась за уроки, и делать их почему-то оказалось очень трудно.

      Все время приходилось перечитывать одни и те же строчки, прежде чем их смысл доходил до нее. К тому же нередко девочка ловила себя на том, что смотрит на стены, на окна и поврежденную крышу. А глядя на слуховое окно, все время вспоминала, как удивительно скрипнул тогда пол. Она качала головой и возвращалась к учебнику.

      Мьоли́ больше никуда не убегал, весь день пролежал рядом с Анитой на столе.

      Вечером мама застала ее все еще за уроками.

      – Пойдем домой? – предложила госпожа Блум.

      Девочка подняла на нее глаза. Мамин силуэт выделялся на темном фоне лестницы.

      Анита молча сложила книги и тетради в рюкзак, а Мьоли́ сам забрался в карман ее куртки.

      – Много заданий сегодня? – спросила художница-реставратор. И прибавила: – А Томми не приходил?

      Анита опять не ответила. Казалось, мысли ее путаются, причем настолько, что она даже не в силах ничего сказать.

      – Что-нибудь случилось? – встревожилась госпожа Блум молчанием дочери.

      Анита покачала головой и прошла следом за мамой к выходу, но, прежде чем выйти из Разрисованного дома, решила снова взглянуть на фреску на третьем этаже.

      Ей захотелось еще раз увидеть Птолемея.

      – Я быстро, мама! – заверила она, бросила рюкзак и побежала вверх