Фатум. Том четвёртый. На крыльях смерти. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

на ночном небе. Плечи ее тряслись от рыданий, рядом что-то кричал хромоногий Лопес, суетились перепуганные слуги, нелепо задирали ножки опрокинутые стулья, но капитан ничего не слышал и не видел кроме нее.

      – Это правда? Истину ты говоришь? – Луис кричал, заглушая ответ. Глаза его тоже искрились от слез и, точно омытые святой водой, они взирали на Тиберию изумленно, совсем по-иному, чем прежде. Он не мог объяснить, не мог понять, что происходит с ним, но ощущал в себе новое чувство, странное, неведомое доселе сострадание. Капитан видел эти распухшие от слез красные веки, эти дрожащие искусанные губы, но нет, не от страха, а от любви к нему, и было в этом что-то особенное, в чем читалась какая-то сложная, но одновременно ясная правда о Боге и жизни… И тут отчетливо и выпукло он вдруг понял глазами и слухом и всею истерзанной душой, что кроме его горя, не знающего берегов, есть и другая жизнь и другая судьба, со своей болью и своим океаном мук.

      Луис неожиданно представил дальнейшую судьбу Тиберии… Еще лет семь вокруг нее будут крутиться охотники до ее молодости, дарить поцелуи и ласки, резать друг друга в тавернах и клясться в вечной любви при луне… Но вот пройдут счастливые дни, в волосах зарябит седина, глаза потускнеют и ее похоть даже даром никто не удовлетворит… И, быть может, однажды крестьяне, идущие с работы, найдут ее труп за воротами, отпугнут воронье и, зарывая яму, заклеймят презреньем.

      – Так, может, лучше сейчас, Тиберия? Пока тебе девятнадцать? – он поднял пистолет на уровень ее глаз.—Пока своей красотой ты бесишь богатых сеньорит и открываешь кошельки заезших фатов? Зачем ждать, когда в тридцать у тебя провалится нос и даже горбун обойдет тебя стороной?

      Вытянув перед собой руку с пистолетом, он с высоты своего роста впивался в Тиберию глазами и сурово молчал. И бледное лицо его с жесткими штрихами усов показалось ей необычайно жутким и прекрасным одновременно, так, что руки, сложенные на груди, схватились холодом.

      – Ну, что ты раздуваешь ноздри? – капитан сделал по-следний шаг.– Боюсь, у нас не осталось другого выбора…

      Тиберия помертвела от страха, отпрянула. Хотела что-то сказать, но ужас парализовал ее… как перед всадником Апокалипсиса23.

      Луис щелкнул курком. Тиберия ахнула и закрыла глаза.

      – У самой красивой розы самые длинные шипы,– услышала она над своим ухом. Луис не дал ей ответить.

      Обдав Тиберию табачным духом, капитан припал к полуприкрытому рту. Секунду спустя он оттолкнул ее прочь и плюнул в лицо.

      – Что же, дыши. Я не убью тебя… хотя мой братец сделал бы это, прости, из удовольствия… Иди и живи, если после этого,– Луис указал пистолетом на труп сержанта,—тебя не загрызет совесть и не постигнет Гром Небесный. Иди и живи.

      Глава 10

      Тусклый красноватый рассвет едва пробивался сквозь дымные влажные испарения тумана, ложился на сырую глинистую почву, скользил по развесистым корням и ветвям ближних кустарников и деревьев. За ними плотной, непроницаемой стеной клубился

23

      Апокалипсис – книга Откровения, приписываемая Иоанну Богослову.