Кутузов. Леонтий Раковский

шли с ружьями и патронными сумками, но без шпаг и гранат.

      Батальон был составлен из молодых солдат, и его командир, двадцативосьмилетний подполковник Михаил Илларионович Кутузов, старался обучить своих солдат получше.

      – Заряжать умеете, так думаете, остается только палить? Нет, надо раньше научиться стрелять! – подчеркивал он.

      Кутузов строго предупреждал сержантов и капралов учить солдат терпеливо, не давать воли ни языку, ни рукам.

      – Руганью да кулаком учит только лентяй или мало знающий сам! – говорил подполковник.

      Он приказывал солдатам беречь патроны.

      – Патроны сами не растут. Их надо беречь! В бою сколько хочешь патронов никто не даст!

      Стреляли поодиночке в двухаршинные щиты, выкрашенные черной краской. Посредине щита шла узкая – в четыре вершка – белая полоска. В нее-то и надо было попасть. Щиты ставили сначала в сорока саженях, потом в восьмидесяти и наконец отнесли за сто двадцать сажен – так что белая полоска, казалось, и вовсе пропадала.

      Офицеры ходили по капральствам и показывали, как надо прикладываться, как правильно целиться: не шевелить ни головой, ни ружьем, за «язычок» не дергать.

      За всем неотступно следил сам командир батальона Михаил Илларионович.

      И гренадеры день ото дня стреляли все лучше.

      Другие командиры частей Крымской армии Долгорукова, стоявшей лагерем у деревушки близ Акмечети, не обучали своих солдат стрельбе, На вопрос молодого командира московцев они отговаривались по-разному.

      – У меня солдаты обстрелянные, старые, а у вас, Михайло Ларионович, молодые. Им полезно! – говорил один.

      – Разве наших пентюхов выучишь стрелять цельно? – нелепо отвечал другой.

      – Да ведь у нас, в Крыму, войны-то нет. Это не на Дунае! – возражал третий.

      На Дунае действительно шла настоящая война.

      Восемьсот лет русские войска не переходили Дунай. Фельдмаршал Румянцов, впервые после князя Святослава, не только закрепился на его берегах, но и перешел через Дунай.

      А генерал Суворов прекрасно продолжал румянцовские победы: бил турок у Туртукая, Гирсова и Козлуджи.

      В Крыму ждали со дня на день заключения мира с Оттоманской Портой. Крымские татары уже три года считались независимыми от Турции. Все знали, что султан не признает ханом Саиб-Гирея, утвержденного русскими, и что в Константинополе сидит и ждет, когда русские будут изгнаны из Крыма, Девлет-Гирей, которого султан назначил крымским ханом.

      А сами крымские татары держали себя так, словно они тут ни при чем. Молодые, надвинув на лоб низкую барашковую шапку и накинув на плечи бурку, под которой наверняка скрывалась кривая сабля, ездили верхом по своим делам. А старые, поджав ноги, отсиживались в кофейнях, а в благостные предзакатные часы выползали на плоские кровли домишек и, покуривая, бесстрастно смотрели сверху вниз.

      Женщины – по восточному обычаю – не показывались вовсе на глаза, лишь изредка за глинобитным плетнем мелькал розовый бешмет и малиновая бархатная шапочка.

      Глазастые загорелые татарчата, увидя русского, кричали «хазак, хазак» и мгновенно исчезали