Кутузов. Леонтий Раковский

схватило, ваше превосходительство. Как ножами режет, – хмуро ответил Анжели.

      – А что вы ели? Лапти дульче?

      – Ел эту проклятую молдаванскую маринованную тыкву с чесноком. Теперь ни стоять, ни сидеть…

      – Подите ко мне в хату. Полежите. Выпейте водки или хотя бы здешней ракии. Авось пройдет. Вы нас успеете догнать!

      Анжели только стонал.

      – И надо же, перед самым боем схватило, – посочувствовал Воронцов.

      – Да, да, – натужно сказал Анжели и, все так же скрючившись, пошел по направлению к Гречени.

      – Медвежья болезнь приключилась! – вполголоса сказал вслед ему Кутузов.

      Двадцатичетырехлетний подполковник Меншиков не выдержал, фыркнул. Первая шеренга егерей слышала весь разговор и оживленно перешептывалась:

      – А неужели тягу дал!

      – И как ему не стыдно?

      – А зачем барину-то голову класть за чужое отечество?

      – Тогда не лезь в нашу армию! Сиди у себя дома на печке!

      – Да, назвался груздем, полезай в кузов!

      Сзади послышались конский топот и какие-то голоса.

      – Кто там шумит? – встрепенулся Боур, взглянув назад, где стояли его двенадцать эскадронов карабинеров и гусар.

      В полутьме летней ночи вырисовывалась приближающаяся группа всадников. Еще минута – и все сразу узнали высокого румянцовского жеребца Цербера, которого солдаты звали по-своему, понятнее, – Цебер. На Цербере возвышалась представительная фигура командующего. За ним трусили три адъютанта: Румянцов не любил пышной свиты.

      – Са-ам!

      – Петра Александрович! – заговорили егеря, к которым подъезжал он.

      Боур и командиры батальонов поспешно сели на коней.

      – Не робеть, ребята! – не спеша, раздельно и четко говорил командующий. – Вспомним Ларгу! Вспомним Рябую Могилу! Была могила турку и впредь будет! Мы победим! Молодцами, егеря!

      Вот тут-то егерям задача. В другое время они единодушно гаркнули бы: «Рады стараться!..» Но ведь сейчас громко говорить не велено. И задние полки тоже ведь молчат!

      И по егерским рядам только пронесся одобрительный гул, – мол, не выдадим!

      Чувствовалось, что солдаты поддерживают своего командира.

      Румянцов поравнялся с Кутузовым.

      – А-а, Михайло Ларионович! – улыбнулся он.

      Кутузов молча снял треуголку, приветствуя командующего. «Всех всегда помнит. Удивительная память. Офицеров – даже по именам и отчествам, а многих солдат – по фамилии».

      Румянцов заставлял офицеров знать своих солдат по имени, ближе знакомиться с ними.

      Командующий армией поехал дальше, к артиллеристам, шедшим в голове колонны. Боур присоединился к Румянцову. Воронцов и Меншиков поспешили назад к своим батальонам.

      Михаил Илларионович всегда с интересом смотрел на командующего. Когда он приехал в армию из Санкт-Петербурга и представлялся Румянцову, командующий сказал его отцу, Иллариону Матвеевичу Кутузову, который присутствовал при этом: «Подобного Михаиле наукою я в сем чине еще не встречал!»

      Кутузов запомнил, как отец