Царь-Сторож. Эдуард Русаков

правилам этикета, хорошего тона. Я удивилась сперва – почему он придает значение таким пустякам? – ведь сам же говорил, что ненавидит любые условности.

      – Видишь ли, дорогая Люся, – снисходительно стал он объяснять, – для того, чтобы плевать на всякие условности, надо хорошо знать – в чем они, эти условности, заключаются. Надо точно знать, куда плюешь, чтобы не промахнуться. Кстати, это относится не только к этикету, но и к искусству.

      И потом, соблюдение правил хорошего тона – хороший фон для нарушения этих самых правил. Врубаешься?

      Я, опять же, не совсем поняла, но запомнила.

      – У меня был один приятель, – сказал Валера, – прекрасный человек, талант, умница. Но я возненавидел его после того, как однажды услышал, как он чавкает во время еды. Он чавкал не ради эпатажа. Он чавкал от удовольствия. А меня чуть не стошнило. Бр-р-р…

      Валера тяготился обществом других людей, хотя поначалу мне, напротив, казалось, будто он очень общителен. Вокруг него всегда кто-нибудь крутился. Но вскоре мне стало ясно: многие тянутся к нему, а сам он – стремится к одиночеству. И его кокетство, все его актерские ужимки – все это служило вовсе не для привлечения внимания, а наоборот – для отпугивания.

      – Ад – это другие, – сказал он однажды.

      – Как это?

      – Это не я, это Сартр.

      – А рай – это без других? – спросила я.

      – Ты мыслишь слишком просто, – усмехнулся Валера. – Я не знаю, что такое рай… Ты любишь сказки?

      – В детстве любила.

      – При чем тут детство? Ну, ладно. Так вот, в одной из русских сказок (по-моему, где-то у Афанасьева) – я вычитал следующее определение: "Рай – это большая белая комната, посреди которой стоит большая кровать с пуховыми подушками…"

      – А на кровати – большая белая женщина? – улыбнулась я, стараясь ему подыграть.

      – Нет, – и он глянул на меня неприязненно. – Никаких женщин.

      Позднее я часто вспоминала: ад – это другие…

      Кстати, Валера редко употреблял цитаты в своих частых монологах, и меня не раз предостерегал от подобного снобизма.

      – Старайся сама все понять, – говорил он. – Не верь никому. Не злоупотребляй цитатами. Это дурной тон. Не будь попугаем. Цитата – не аргумент. Цитата – признак твоей слабости. Цитата – неверный союзник для одинокого человека.

      Я впитывала, усваивала его слова.

      Хотя очень часто мне казалось, что он дразнит меня, дурачит.

      Больше всего он не любил такие слова, как "негуманно, "жестоко", "безнравственно".

      – Главное – быть честным. А честный человек может быть и безнравственным. Даже точнее: честные люди – и есть самые безнравственные. Цинизм – необходимое свойство порядочного человека.

      При этих словах он не мог не улыбнуться, кокетливо демонстрируя свое знаменитое обаяние.

      Бывая с Валерой где-нибудь в гостях, я замечала цепкие женские взгляды – он всем нравился. "Обаяшка, – порхал вокруг бабий шепот, – ах, какой обаяшка!.." Это слово впервые я услышала еще