Мелкий бес. Федор Сологуб

и, пожалуй, напишет в министерство. Это скверно.

      В это самое время глаза Передонова остановились на полочке над комодом. Там стояло несколько переплетенных книг: тонкие – Писарева и потолще – «Отечественные Записки». Передонов побледнел и сказал:

      – Книги-то эти надо спрятать, а то донесут.

      Раньше эти книги Передонов держал на виду, чтобы показать, что у него свободные мнения, – хотя на самом деле он не имел ни мнений, ни даже охоты к размышлениям. И эти книги он только держал, а не читал. Давно уже не прочел он ни одной книги, – говорил, что некогда, – газет не выписывал, новости узнавал из разговоров. Впрочем, и узнавать ему нечего было, – ничто во внешнем мире его не занимало. Над подписчиками на газеты он даже издевался, как над расточителями денег и времени. Дорого, подумаешь, было для него его время!

      Он пошел к полочке, бормоча:

      – Уж у нас такой город, сейчас донесут. Помоги-ка, Павел Васильевич, – сказал он Володину.

      Володин подошел к нему с серьезным и понимающим лицом и осторожно принимал книги, которые передавал ему Передонов. Себе взял Передонов пачку книг поменьше, Володину дал побольше и пошел в залу, а Володин за ним.

      – Куда же вы их спрячете, Ардальон Борисыч? – спросил он.

      – А вот увидишь, – с обычною угрюмостью ответил Передонов.

      – Что же это вы потащили, Ардальон Борисыч? – спросила Преполовенская.

      – Строжайше запрещенные книги, – ответил Передонов на ходу. – Донесут, коли увидят.

      В зале Передонов присел на корточки перед печкою, свалил книги на железный лист, – и Володин сделал то же, – и принялся с усилием запихивать книгу за книгою в неширокое отверстие. Володин сидел на корточках рядом с ним, немного позади, и подавал ему книги, сохраняя глубокомысленное и понимающее выражение на своем бараньем лице с выпяченными из важности губами и склоненным от избытка понимания крутым лбом. Варвара заглядывала на них через дверь. Со смехом сказала она:

      – Пошел валять петрушку!

      Но Грушина остановила ее:

      – Ой, голубушка, Варвара Дмитриевна, вы так не говорите, – за это большие неприятности могут быть, коли узнают. Особенно, если учитель. Начальство страсть как боится, что учителя мальчишек бунтовать научат.

      Напились чаю и уселись играть в стуколку, все семеро вокруг ломберного стола в зале. Передонов играл с азартом, но плохо. Каждое двадцатое число ему приходилось уплачивать дань своим соучастникам в игре, особенно Преполовенскому; этот получал и за себя и за жену. В выигрыше чаще всего были Преполовенские. У них были условленные знаки, – постукивание, покашливание, – посредством которых они обменивались известиями о своих картах. Сегодня Передонову сразу не повезло. Он спешил отыграться, а Володин медлил сдавать и тщательно уравнивал карты.

      – Павлушка, сдавай, – нетерпеливо крикнул Передонов.

      Володин, чувствуя себя в игре особою, равною всем остальным, сделал значительное лицо и спросил:

      – То есть как это Павлушка? По дружбе или как?

      – По дружбе, по дружбе, –