Двоевластие. Андрей Зарин

эта встреча! – воскликнул князь. – Ну как мне радоваться с ними, когда такая тоска в сердце? А? Что же ты, смерд? – крикнул он вдруг на молча стоявшего Антона.

      Последний кубарем вылетел из горницы и, ворвавшись в избу, заорал благим матом:

      – Вставайте, что ли, черти! На конь все, живо! Князь на вотчину едет!

      Через несколько минут все было готово к отъезду.

      Словно спасаясь от врагов, мчался князь на своем аргамаке, и за ним едва поспевала его малая дружина. Бурей пролетели они через деревни, встречавшиеся на пути, вздымая облака пыли, и мужики, бросив свои работы, пугливо шептались:

      – Видно, опять воры или ляхи на нас идут: ишь как князь Терентий Петрович промчал!

      – Борони Боже! Может, на его вотчину наехали!..

      На пятидесятой версте Антон, задыхаясь, сказал князю:

      – Князь – батюшка, дадим коням передых. Неравно зарежем таким угоном!..

      Князь словно очнулся и взглянул на своего коня. Кровавая пена летела с него клочьями, бока судорожно вздымались, и, когда князь сдержал его бег, видно было, как дрожали ноги коня.

      – Твоя правда, – ответил с досадою князь, – передохнем часа с два времени. Коней отводить, потом вытереть досуха и напоить. Ишь, замаялись! А ко мне посланца зови!

      Князь сошел с коня у дороги и, войдя на опушку леса, стал взволнованно ходить взад и вперед. Антон принял его коня. Дружинники друг за другом подъезжали к месту стоянки на измученных конях и облегченно вздыхали, с трепетом косясь на сумрачного князя.

      – Иди к князю! – сказал Антон Власу, когда тот подъехал.

      Влас взглянул в сторону князя и обомлел, но все же сделал несколько шагов и, не доходя до князя, упал на колени и пополз к нему, воя и причитая:

      – Будь милостив, князь – батюшка! Неповинен я, подлый смерд твой, в беде твоей. Послали меня, раба твоего недостойного, умишком скудного, до твоей милости, чтобы всю правду тебе сказать, как перед Богом!

      Он медленно подползал, ежась от страха, и выл все жалобнее, надрывая душу. Князь остановился, взглянул на него, и у Власа на миг онемел язык – так грозен показался ему его владыка.

      Высокий, широкий, с сухим, острым лицом, обрамленным черными, как смоль, волосами, с горящим взглядом, князь в своем золоченом шлеме со стрелкою, в сверкающих латах, с мечом у бока действительно олицетворял в эту минуту властную силу, не знающую преград в своем гневе.

      – Говори, смерд, все, как было! Откуда скоморохи взялись?

      – На Москву шли, царь – батюшка; по пути зашли, по пути!

      – Кто позвал?

      – Княгиня – матушка зазвала. Скуки ради, чтобы потешить ее, матушку, и князюшку.

      – Днем?

      – Днем, батюшка, сейчас, почитай, после обеда.

      – А потом ушли и увели?

      Антон осторожно подошел к князю и положил на землю высокое седло. Князь в изнеможении опустился на него.

      Влас задрожал при его вопросе.

      – Не так, батюшка! Они у нас заночевали, а в утро…

      – Ночью бражничали?

      – Не смею грех утаить! Было!

      – Ну, ну!.. И как увели?

      – Под утро. Ушли это они – и все. А потом князюшка с сенными