Чао Ле. Мариша Кель

такой лазурной воды, такого голубого неба и убийственно яркого солнца, я готов был признать, что свои тридцать шесть лет прожил зря. Я не видел ничего прекраснее. Царящее волшебство дополняло то ли видение, то ли невероятная реальность…

      Она стояла на краю выступа высокой скалы и тянула руки к солнцу. Казалось, её руки ласково гладят ветер, а он играет с её чёрными, как смоль, разбившимися в воздухе волосами.

      Ничего поэтичнее невозможно было представить и придумать. Говорят, существует лишь одна мера для таланта – воображение. В момент лицезрения этого я почувствовал себя совершенно бесталанным и даже более того: абсолютно бездарным «нехудожником», не способным ни фантазировать, ни мечтать. Напрочь позабыв о своём фотоаппарате, я не допускал даже мысли о том, чтобы передать в снимке то, что жадно пытались ухватить мои глаза.

      – Кто это? – сам себя спросил я и приложил руку козырьком, закрываясь от солнца. Оно мешало своим светом разглядеть сияние тёмной звезды, которая повелевала ветрами.

      – Это Лии, – ответил мне оказавшийся рядом Мон.

      – Лии… – заворожённо повторил я.

      – Да. Она дочь шамана Мадаха. Как прибудем, сразу отправимся к нему. Салоне привыкли к тому, что время от времени их посещают туристы и учёные, потому они не обратят на нас никакого внимания. Без одобрения Мадаха с нами даже не заговорят, – продолжал Мон, но я его не слышал.

      Моё прекрасное «виденье» спрыгнуло с утёса скалы и скрылось в густых изумрудных зарослях. И только тогда я перевёл взгляд на своего собеседника.

      – Что ты сказал? Салоне? – переспросил я, словно очнувшись ото сна.

      – Так бирманцы называют мокен, – пояснил Мон.

      – Ясно… ясно… А на каком языке с ними говорить?

      Загадочно улыбнувшись и устремив свой взгляд в том направлении, где я только что лицезрел Покахонтас, Мон многозначительно произнёс:

      – На языке души и жестов…

      – Я серьёзно, английский?

      – Немного, только с Лии, но она знает и ваш язык.

      Моему удивлению не было предела. И давно забытое щекочущее ощущение радости от предвкушения зародилось в моём сердце.

      – Откуда? – только и смог вымолвить я с дурацкой улыбкой на губах.

      – Она Хонгкван.

      – Что это означает?

      – Хонгкван переводится как «дар».

      – Она полиглот?

      – Что это означает? – теперь уже удивился Мон новому слову.

      – Полиглот – это человек, знающий много языков, – пояснил я.

      Наконец и мне предоставилась возможность хоть кому-то продемонстрировать силу своих знаний.

      С того самого момента, как я поднялся на борт нашего самолёта, я стал сомневаться в уровне своего IQ.

      – Тогда да. Лиа Ханкунг – полиглот, – с какой-то распирающей гордостью заявил Мон и тут же добавил:

      – Предупреждая твой вопрос… Лиа Ханкунг на вашем языке означает «цветок ночи».

      Мотор катера смолк, и я услышал тишину. Именно тишину, наполненную шелестом моря и дикими, даже эротичными криками птиц. Это было