Лёшенька. Ольга Пустошинская

у Константина чашку с палящим чаем. Пила пустой чай, делая вид, что очень заинтересована вышивкой на занавесках.

      – Фенечка, сахар возьми и пирожок… удались мне они нынче, – ласково потчевала мать.

      Стесняясь, Феня надкусила пирожок. Мать украдкой наблюдала за ней. Хороша девка, что говорить. Золотистая коса через плечо, веснушки на милом лице. Широкий сарафан не скрывал пополневшей фигуры. Тяжёлая – определила мать.

      – Что же ты, Феня, Яшку моего не дождалась? Я-то думала, что невеста наша растёт, а наперёд замуж выскочила. Когда же успела?

      – Что вы, тётенька Вера. Мама говорит, что рано, – мучительно краснея ответила Феня. – Пойду я, мамка заждалась.

      Константин сидел, будто аршин проглотил, потом выговорил:

      – С чего ты взяла, что Феня замуж вышла, сестрица Вера?

      – Да ни с чего, просто подумалось, – выкрутилась мать.

      – Да она завсегда в теле была, – облегчённо выдохнул Константин.

      Мать промолчала. Что-то вертишься ты как уж на сковородке, братец Константин. Неспроста это, ой неспроста…

      ***

      По молодости Феня не сразу поняла, что затяжелела, а потом испугалась страшно и не осмелилась сказать ни матери, ни своему возлюбленному. Как ни таилась она, нося широкие сарафаны и подвязывая живот полотенцем, мать всё же заметила.

      Феня сидела на лавке с каким-то рукоделием, вдруг замерла, прислушиваясь к себе. Тихая улыбка засветилась на её лице, девушка не замечала, как мать сверлит её взглядом.

      Матрёна подскочила к дочери и рывком задрала подол, Феня и ахнуть не успела. Вот он, круглый живот во всей красе.

      – Сучка… – прошипела она. – Дофорсилась, догулялась, вертихвостка окаянная! Кто?! Отвечай кто?! Этот колченогий?!

      Феня плакала, закрываясь от пощёчин руками. В сердцах оттаскала Матрёна беспутную дочь за косу, сдёрнула со стены кнут и вылетела из избы.

      Подобно разъярённой фурии возникла она на пороге Костиной избы, сжимая в кулаке кнут. Константин недоумённо уставился на соседку, переводя взгляд с кнута на её красную физиономию.

      – За коровой собралась, тётка Матрёна?

      – Я тебе покажу корову, ирод ты жеребячий! Обрюхатил девку, ей шешнадцатый годок всего! Баб тебе мало, кобелю колченогому?! Живот на нос лезет у Феньки!

      – Да может почудилось тебе, тётя Матрёна? Феня завсегда справная была, в теле, – лепетал Константин.

      – Почудилось?! – взвилась Матрёна. – Вот я тебя кнутом отхожу, как мне почудилось! Ой, горе мне, позор на мою головушку! Что отцу-то скажу, как с войны придёт?

      – Повенчаемся мы с Феней, если надо, – после молчания обронил Константин. – Коли такое дело, то я не отказываюсь, ежели она согласна.

      – Куды ж ей деваться с животом? – успокаиваясь, проворчала Матрёна. Приходи сёдни, поговорим.

      ***

      Они обвенчались в маленькой деревенской церкви.

      После было застолье с угощениями и добытой с большим трудом водкой. Гости пили, закусывали яичницей и жареной рыбой, кусками мясного и капустного пирога.

      У Константина на лице читалась растерянность,