Свобода уйти, свобода остаться. Вероника Иванова

Калли сколько времени на отдых отпустил?

      Приходится признаться:

      – Три дня.

      – Вот именно! – торжествующе кивает ма. – Текущий день, как я понимаю, первый?

      – Не исключено.

      – Значит, тебе нужно поторопиться. А поскольку сам ты ни за что не станешь этого делать…

      – Ты будешь торопиться за меня. Согласен.

      Вздыхаю и отправляюсь на второй этаж, по пути выпуская Микиса из порядком надоевшей тому за время дороги корзины.

      Окна моей комнаты тоже распахнуты настежь, а на застеленной кровати разложена сменная одежда, простенькая, зато чистая и вкусно пахнущая сушеными травами. Эй, не припомню у себя такой рубашки! Откуда взялась? Воротник чуть крупнее, чем теперь принято, а ткань слегка потертая. Неужели папина?

      Еле уловимый аромат давно не ношенной старой вещи – как ни проветривай, все равно останется. Соль и мед. Причалы Антреи и заливные луга Лунной Излучины. Наверное, он надевал ее примерно в том же возрасте, что я сейчас. Ну-ка, примерим!

      По плечам – в самый раз. А вот в талии отец был куда изящнее меня. Что и говорить, мне до него далеко… Особенно в обходительности с дамами. Сумел же он как-то завоевать мамино сердце? Когда-нибудь решусь и расспрошу. Обязательно! Вот только смелости наберусь…

      Скидываю одежду и наскоро обтираюсь тряпицей, смоченной в полном теплой воды тазике.

      – Ты долго еще? Остынет! – кричит снизу ма.

      – Уже бегу!

      Одеваюсь, уже не задаваясь вопросом, кому могла или не могла принадлежать та или иная деталь моего наряда, и спускаюсь в кухню, где на столе уже дымится в глубокой миске гнусного вида и запаха варево.

      Принюхиваюсь и морщусь от отвращения:

      – А повкуснее сделать нельзя?

      – Можно, – охотно признается ма. – Только ты удовольствия не заслужил. Садись сейчас же!

      Устраиваюсь на скамье у стола, чуть склоняясь над миской. Сверху падает полотенце, оставляя меня один на один с удушающими парами приготовленного Инис отвара. Предпринимаю попытку отодвинуться подальше, но тяжелая мамина ладонь опускается на мой затылок и давит вниз, едва не заставляя ткнуться носом в только что кипевшую зеленовато-желтую жидкость.

      Оскорбленно отфыркиваюсь под полотенцем:

      – Я ж захлебнусь!

      Но ма непреклонна, как скала:

      – Не хочешь дышать, заставлю пить.

      И не остается ничего другого, как до одурения дышать густым и омерзительно кислым ароматом, а потом надрывно откашливаться, чувствуя, как от каждого приступа сердце начинает колотиться о ребра.

      Лунная Излучина, поместье Ра-Гро,

      вечерняя вахта

      Я подозрительно скосил глаза на нечто белое, плеснувшее в кружке, принесенной матушкой.

      – Это что?

      – А то сам не догадываешься! – негодующе качнула головой Инис.

      Присматриваюсь и принюхиваюсь, после чего с отвращением переспрашиваю:

      – Молоко?

      – Оно самое.

      – Ты же знаешь, как я ненавижу…

      – Успокойся, пенки сняты! И почему ты их