Свобода уйти, свобода остаться. Вероника Иванова

все силы и умения. Но я-то хочу быть таким же точно, а не «в той же мере соответствующим занимаемому посту»! Мама никогда не ставит мне отца в пример, но по глазам вижу: ищет в моем облике знакомые и привычные черты. Каждый раз при встрече ищет. А когда не находит, только горько сжимает губы. Молчаливый упрек – самый страшный упрек. По крайней мере, для меня. Ругань и рукоприкладство, даже жестокое, ничто по сравнению с болью в глазах дорогого тебе человека. Болью, которую он никогда не выплеснет наружу ни словами, ни действиями. И я готов пойти на что угодно, лишь бы не видеть сожаление в мамином взгляде. И найти во взгляде Наис хоть чуточку нежности…

      Аллея закончилась неожиданно, как и всегда – резким поворотом и ослепительными брызгами солнечных лучей, заставившими зажмуриться.

      Здравствуй, дом!

      Два приземистых этажа старинной каменной кладки, грубоватой, но с удивительно точно подогнанными друг к другу гранями валунов под выцветшей от времени и ставшей совсем белесой черепицей. Окна распахнуты – и вверху, и внизу. Наверное, ма затеяла общее проветривание по поводу моего приезда. Можно подумать, все эти три дня я проведу под крышей… Желтые шарики низкорослых цветов на клумбах – вечно забываю, как они называются. То ли дутики, то ли футики… А, неважно. Дорожки присыпаны свежим речным песком, на ухоженном газоне ни намека на прошлогоднюю листву. Ай да матушка! Хорошо слуг вышколила. Правда, слуги слишком ее любят, чтобы перечить по пустякам, вот она и не находит особого применения своему крутому нраву. Когда меня под рукой нет.

      – А я уж отчаялась тебя сегодня увидеть! – сообщает статная женщина, вышедшая на крыльцо дома.

      Ростом с меня, плечистая, подтянутая, несмотря на вполне солидный уже возраст. Рано поседевшие волосы гладко зачесаны и тугой косой уложены вокруг головы. От уголков смешливых светло-зеленых глаз лучиками разбегаются морщинки, когда на полных губах появляется улыбка. Вот как сейчас. Не красавица, но заставляющая обратить на себя внимание внутренним достоинством. Прямая, как ее любимый клинок, и такая же гибкая: как ни гнулась под гнетом обстоятельств, все равно рано или поздно выпрямляла спину. Daneke Инис Ра-Гро, урожденная Ра-Элл. Моя мама.

      Изображаю на ступеньках подобие придворного поклона:

      – Я спешил как только мог!

      – Тогда страшно представить, что бывает, когда ты задерживаешься, – нарочито ужасаясь, вздыхает ма.

      – Да не так уж страшно, – качаю головой. – Часом позже, часом раньше – что за беда?

      – И в самом деле, – согласный кивок.

      – А вообще-то, могла бы прислать за мной экипаж, если желала меня видеть.

      – Желала? – непритворное удивление. – Желала? Да по таким причинам, как та, что привела тебя домой, век бы тебя не видела!

      – Ма, я ненарочно…

      – Разумеется! Ты все глупости делаешь от чистого сердца!

      – И этим горжусь.

      – Гостинец, что ли, привез?

      Взгляд Инис останавливается на корзинке, висящей