Свобода уйти, свобода остаться. Вероника Иванова

супругу?

      Выдавливаю:

      – Здравствуй, Нэй.

      Ответом мне служит насмешливое молчание.

      – Ты… Что привело прекрасную daneke в наш скромный дом?

      – Государственные дела, – с явной неохотой сообщает причину своего визита моя любимая женщина.

      И почему она стесняется собственного голоса? По мне, он прекраснее любой музыки на свете! Ну, резковат. Может быть, слегка пронзителен. Но я слышу в нем не просто звук. Я слышу в нем ее душу, свободолюбивую и независимую. Душу, которую никому не дано покорить.

      – Насколько важные?

      Я готов разговаривать о чем угодно, лишь бы Наис мне отвечала, но матушка грозит пальцем:

      – Ты довел начатое до конца?

      – Э-э-э-э-э… Не совсем.

      – А что тебе мешает?

      – Но я могу отложить…

      – Не можешь, – подсказывает ма.

      Верно. Не могу. Будь оно все проклято! Рядом стоит та, которую я хочу прижать к своей груди и никуда не отпускать, пока Вечность не рассыплется прахом, а мне нужно возвращаться к постылым трудам. Несправедливо!

      – Ты… Вы еще побудете здесь, daneke?

      – Возможно. – Теперь голубые глаза, совершенно точно, улыбаются.

      И что говорить дальше?

      «Я постараюсь поторопиться»? Нет, не постараюсь. Хотя бы потому, что торопить свидание с рекой нельзя.

      «Дождитесь меня»? Глупо. Наис делает только то, что считает нужным, и невинную просьбу может посчитать посягательством на личную свободу.

      – Иди уже! – толкает меня в плечо мамина ладонь. – Не порть нам воздух!

      – О… Да, простите.

      От меня же несет, как от… есть такое рогатое животное, на ногах у которого раздвоенные копытца. Да и мокрая собачья шерсть общий букет не улучшает. Ретируюсь со всей возможной поспешностью. Вот умоюсь, приведу себя в божеский вид и тогда… Попробую наладить отношения. Если мне это позволят.

      Плети плакучих ив спускаются к самой кромке бассейна, сотворенного некогда то ли природой, то ли искусными руками мастера, понимающего красоту как она есть на самом деле. Полтора человеческих роста в длину и чуть меньше в ширину – углубление в земле, дно которого выложено мелкой речной галькой и присыпано сверкающими черными песчинками. Глубина? Локтя два, не больше. Да много и не надо: мне же не плавать, а лежать.

      Купель наполняется водой от одного из протоков Лавуолы раз в год, по весне. А зимой пересыхает, осаждая на дне все, что скопилось за долгие месяцы тепла.

      Трогаю пальцами воду. Не очень-то горячо, но терпимо, а для месяца Первых Гроз – вообще сказочная ванна. Складываю снятую одежду рядом со стопкой, взятой на замену, и спускаюсь в маслянисто поблескивающий бассейн.

      Да, тепло. Черные вкрапления дна помогают воде нагреваться. Еще десяток-другой дней, и можно будет свариться. Ох, не приведи Всеблагая Мать залезать сюда в разгар лета! Но шутки в сторону: я пришел не ради развлечения и не для получения удовольствия. Я пришел за благословением.

      Опускаюсь