В водовороте. Алексей Писемский

хорошенько, в каких именно выражениях хотела ему объяснить поступок его. Князь, в свою очередь, тоже, кажется, немножко предчувствовал, что его будут бранить. Вошедшая, впрочем, Марфуша прервала на несколько минут их начавшийся разговор.

      – Маменька приказала вам сказать, – обратилась она к Елене, – что они со мной сейчас уезжают к Иверской молебен служить, а потом к Каменному мосту в бани-с.

      Князь при этом не удержался и улыбнулся, а Елена сконфузилась.

      – Как ты, однако, глупа, Марфуша! – проговорила она.

      При этом Марфа уже покраснела и сейчас же скрылась, а через несколько минут действительно Елизавета Петровна, как это видно было из окон, уехала с ней на лихаче-извозчике. Дочь таким образом она оставила совершенно с глазу на глаз с князем.

      – Ну, подите сюда и сядьте около меня! – сказала ему Елена.

      Князь подошел и сел около нее.

      Елена положила ему голову на плечо.

      – Что, много изволили с супругой вашей вчера любезничать? – спросила она его насмешливо.

      – Напротив-с, очень мало! – отвечал он ей тоже насмешливо.

      – Я думаю!.. – воскликнула Елена. – Ах, какой, однако, ты гадкий человек – ужас! – прибавила она, протягивая свои красивые ноги по дивану.

      – Но чем же, однако, позвольте вас спросить? – сказал князь, все еще желавший и продолжавший отшучиваться.

      – А тем, что… ну, решился провести этот день с женой. И скажи прямо, серьезно, как вон русские самодуры говорят: «Хочу, мол, так и сделаю, а ты моему нраву не препятствуй!». Досадно бы, конечно, было, но я бы покорилась; а то приехал, сначала хитрить стал, а потом, когда отпустили, так обрадовался, как школьник, и убежал.

      – Ты в самом деле меня за какую-то дрянь совершенную почитаешь… – проговорил князь уже не совсем довольным голосом.

      – Да ты дрянь и есть! – подхватила Елена и сама при этом, как бы не удержавшись, взглянула ему с нежностью в лицо.

      – Так вот же тебе за это по русскому самодурству, если оно так тебе нравится! – сказал князь и слегка приложил свою руку к щечке Елены.

      Она схватила его руку и начала ее целовать, целовать!

      – Милый мой, ангел мой, я ужасно тебя люблю! – шептала она.

      – А я разве меньше тебя люблю? – шептал тоже князь, целуя ее в лицо.

      – Меньше!.. Постой, однако, – проговорила Елена, приподнимаясь с дивана, – мне что-то тут нехорошо, – прибавила она, показывая на горло. – Ужасно какой противный вкус во рту.

      – Но ты не скушала ли чего-нибудь?

      – Нет, у меня с неделю это чувство… Какое-то отвращение почти от всякой пищи!

      – Может быть, это симптомы чего-нибудь? – спросил князь.

      – Может быть!.. Но, друг мой, – продолжала Елена каким-то капризным голосом, – мне хочется жить нынче летом на даче в Останкине. Я, помню, там в детстве жила: эти леса, пруды, дорога в Медведково!.. Ужасно как было весело! Я хочу и нынешнее лето весело прожить.

      – Что ж, и отлично! – подхватил князь.

      – А ты будешь ли ко мне каждый день ездить? – спросила