В водовороте. Алексей Писемский

официально-покорном положении, что князь очень хорошо замечал и в глубине души своей мучился этим.

      – Барон приехал! – сказал он как можно более приветливым голосом.

      – Слышала это я, – отвечала княгиня холодно.

      «Опять этот холод и лед!» – подумал про себя князь. Обедать этот раз он предположил дома и даже весь остальной день мог посвятить своему приехавшему другу, так как Елена уехала до самого вечера в Москву, чтобы заказать себе там летний и более скрывающий ее положение костюм.

      Часа в три, наконец, барон явился к княгине в безукоризненно модной жакетке, в щегольской соломенной летней шляпе, с дорогой тросточкой в руке и, по современной моде, в ярко-зеленых перчатках.

      – Я привез вам поклон от вашего папа, мама, сестриц, – говорил он, подходя и с чувством пожимая руку княгини. – Все они очень огорчены, что вы пишете им об нездоровье вашем; и вы действительно ужасно как похудели!.. – прибавил он, всматриваясь в лицо княгини.

      – Стареюсь, и от скуки, вероятно, – отвечала княгиня.

      – А вы в Москве скучаете? – спросил барон.

      – Ужасно!.. Препротивный город!.. – почти воскликнула княгиня.

      Князь при этом разговоре сидел молча. Он догадывался, что жена всеми этими словами в его огород кидает камушки.

      На даче Григоровы обедали ранее обыкновенного и потому вскоре затем пошли и сели за стол.

      – Как чувствует себя бедная Марья Васильевна? – спросила княгиня барона.

      – Ах, боже мой! Виноват, и забыл совсем! Она прислала вам письмо, – проговорил тот, вынимая из бумажника письмо и подавая его князю, который с недовольным видом начал читать его.

      – Марья Васильевна поручила мне умолять князя, чтобы он хоть на несколько дней приехал к ней в Петербург, – объяснил барон княгине.

      – Я и сама думаю, что ему надобно съездить, – проговорила та.

      – Ты думаешь, а я не думаю! – произнес сердито князь, кидая письмо на стол. – Черт знает, какая-то там полоумная старуха – и поезжай к ней!.. Что я для нее могу сделать? Ничего! – говорил он, явно вспылив.

      – Утешил бы ее тем, что она увидит тебя, больше ничего, – подхватила княгиня.

      – Если ей так хочется видеть меня, так пусть сама сюда едет, – сказал тем же досадливым голосом князь.

      – Как же самой ей ехать! – возразила княгиня.

      – Она тронуться с постели теперь не может! – поддержал ее барон.

      – Ну, когда не может, так и сиди там себе! – сказал князь резко, и вместе с тем очень ясно было видно, до какой степени он сам хорошо сознавал, что ему следовало съездить к старушке, и даже желал того, но все-таки не мог этого сделать по известной уже нам причине.

      Княгиня на последние слова его ничего не сказала; барон тоже. Он, кажется, начинал немножко догадываться, что между супругами что-то неладное происходит.

      После обеда князь пригласил барона перейти опять в их мужской флигель. Барон при этом взглянул мельком на княгиню, сидевшую с опущенными в землю глазами, и покорно последовал