В водовороте. Алексей Писемский

она, узнав Иллионского по походке и громкому кашлю, который он произвел, проходя гостиную.

      – Садитесь, только не перед глазами, а то развлекать будете, – говорила она, не поднимая глаз от письма.

      Анна Юрьевна хоть и принимала Елпидифора Мартыныча, но как-то никогда не допускала его близко подходить к себе: он очень возмущал ее чувство брезгливости своим гадким вицмундиром и своим гадким париком.

      – Что нового? – проговорила она, кончив, наконец, писать.

      – Ничего особенного-с. К-х-ха!.. – отвечал ей с кашлем Елпидифор Мартыныч. – У матери одной я сейчас был – гневающейся и плачущей.

      – У какой это? – спросила Анна Юрьевна, зевая во весь рот.

      – У Жиглинской, у старушки, – отвечал невинным голосом Иллионский.

      – О чем же она плачет? – сказала Анна Юрьевна опять-таки совершенно равнодушно.

      – По случаю дочери своей: совсем, говорит, девочка с панталыку сбилась…

      – Елена? – спросила Анна Юрьевна, раскрывая в некотором удивлении глаза свои.

      – Елена Николаевна-с, к-х-ха!.. – отвечал Елпидифор Мартыныч. – В восемь часов утра, говорят, она уходит из дому, а в двенадцать часов ночи возвращается.

      – Где же она бывает?

      Елпидифор Мартыныч пожал плечами.

      – Мать говорит, что в месте, вероятно, недобропорядочном!

      – Но с кем-нибудь, значит?

      – Уж конечно.

      – С кем же?

      – Мать подозревает, что с князем Григорьем Васильевичем.

      – С Гришей? Вот как!.. – воскликнула Анна Юрьевна.

      Елпидифор Мартыныч держал при этом глаза опущенными в землю.

      – Но хороша и мать, – какие вещи рассказывает про дочь! – продолжала Анна Юрьевна.

      – Она мне по старому знакомству это рассказала, – проговорил Елпидифор Мартыныч.

      – А вы мне тоже по старому знакомству разболтали?.. – воскликнула Анна Юрьевна насмешливо. – И если вы теперь, – прибавила она с явно сердитым и недовольным видом, – хоть слово еще кому-нибудь, кроме меня, пикнете о том, так я на всю жизнь на вас рассержусь!..

      – Я никому, кроме вас, и не смею сказать-с, – пробормотал Елпидифор Мартыныч, сильно сконфуженный таким оборотом дела.

      – А мне-то вы разве должны были говорить об этом, – неужели вы того не понимаете? – горячилась Анна Юрьевна. – Елена моя подчиненная, она начальница учебного заведения: после этого я должна ее выгнать?

      Елпидифор Мартыныч откашлянулся на весь почти дом.

      – Нет-с, я не к тому это сказал, – начал он с чувством какого-то даже оскорбленного достоинства, – а говорю потому, что мать мне прямо сказала: «Я, говорит, дело с князем затею, потому что он не обеспечивает моей дочери!»

      – Да разве он не обеспечивает? – перебила его Анна Юрьевна.

      – Нисколько, говорит мать… Кому же мне сказать о том? У князя я не принят в доме… я вам и докладываю. К-ха!

      Анна Юрьевна некоторое время размышляла.

      – Это надобно как-нибудь устроить… – проговорила она как бы больше