Московское гостеприимство. Аркадий Аверченко

Ах да! Это я был со своей кузиной. Жена инспектора страхового общества.

      – Милый! Познакомь!

      Ложь

      Трудно понять китайцев и женщин.

      Я знал китайцев, которые два-три года терпеливо просиживали над кусочком слоновой кости величиной с орех. Из этого бесформенного куска китаец с помощью целой армии крохотных ножичков и пилочек вырезывал корабль – чудо хитроумия и терпения: корабль имел все снасти, паруса, нес на себе соответствующее количество команды, причем каждый из матросов был величиной с маковое зерно, а канаты были так тонки, что даже не отбрасывали тени, – и все это было ни к чему… Не говоря уже о том, что на таком судне нельзя было сделать самой незначительной поездки, – сам корабль был настолько хрупок и непрочен, что одно легкое нажатие ладони уничтожало сатанинский труд глупого китайца.

      Женская ложь часто напоминает мне китайский корабль величиной с орех – масса терпения, хитрости – и все это совершенно бесцельно, безрезультатно, все гибнет от простого прикосновения.

* * *

      Чтение пьесы было назначено в 12 часов ночи. Я приехал немного раньше и, куря сигару, убивал ленивое время в болтовне с хозяином дома адвокатом Лязговым. Вскоре после меня в кабинет, где мы сидели, влетела розовая, оживленная жена Лязгова, которую час тому назад я мельком видел в театре сидящей рядом с нашей общей знакомой Таней Черножуковой.

      – Что же это, – весело вскричала жена Лязгова. – Около двенадцати, а публики еще нет?!

      – Подойдут, – сказал Лязгов. – Откуда ты, Симочка?

      – Я… была на катке, что на Бассейной, с сестрой Тарского.

      Медленно, осторожно повернулся я в кресле и посмотрел в лицо Серафимы Петровны. Зачем она солгала? Что это значит? Я задумался. Зачем она солгала? Трудно предположить, что здесь был замешан любовник… В театре она все время сидела с Таней Черножуковой и из театра, судя по времени, прямо поехала домой. Значит, она хотела скрыть или свое пребывание в театре, или встречу с Таней Черножуковой.

      Тут же я вспомнил, что Лязгов раза два-три при мне просил жену реже встречаться с Черножуковой, которая, по его словам, была глупой, напыщенной дурой и имела на жену дурное влияние… И тут же я подивился: какая пустяковая, ничтожная причина может иногда заставить женщину солгать…

* * *

      Приехал студент Конякин. Поздоровавшись с нами, он обернулся к жене Лязгова и спросил:

      – Ну, как сегодняшняя пьеса в театре… Интересна?

      Серафима Петровна удивленно вскинула плечами.

      – С чего вы взяли, что я знаю об этом? Я же не была в театре.

      – Как же не были? А я заезжал к Черножуковым – мне сказали, что вы с Татьяной Викторовной уехали в театр.

      Серафима Петровна опустила голову и, разглаживая юбку на коленях, усмехнулась:

      – В таком случае я не виновата, что Таня такая глупая; когда она уезжала из дому, то могла солгать как-нибудь иначе…

      Лязгов, заинтересованный, взглянул на жену:

      – Почему