Весь мир Фрэнка Ли. Дэвид Юн

объясняю я. – Все заняло десять минут и стоило двадцать пять баксов.

      Потом мы какое‐то время сидим в тишине.

      – Вот такие дела, – говорю я.

      – Вот такие дела, – отвечает Джо. – Расскажи мне про Брит.

      – Ну, – говорю я и засовываю большие пальцы рук под мышки, словно гордый фермер, вырастивший достойный урожай кукурузы, – она суперклевая. А как у вас с Ву?

      – Ты же не стал на радостях родителям про нее рассказывать?

      – Не смеши меня. У вас с Ву все нормально?

      Она плюхается на кровать, и все мягкие игрушки подпрыгивают.

      – Ну, мы снова поссорились.

      В ворсе ковра шербетового цвета я замечаю маленький болтик. Гайки там тоже нашлись. Я пытаюсь подобрать одну к болту.

      – И из‐за чего на этот раз?

      – Из-за того самого. Он хочет вывести отношения на новый уровень, но ничего не понимает.

      – Что, анала захотел?

      Она смеется. Мне в висок прилетает игрушка. Она мягкая, но все равно больно.

      – Он не понимает, что я не могу бесконечно придумывать для родителей отмазки с такой скоростью, а ему хочется встречаться почти каждый вечер. Это невозможно! Я не могу, когда меня загоняют в такие рамки!

      – Понимаю, – отвечаю я, – сейчас я в той же лодке.

      – Добро пожаловать на борт, – говорит Джо, глядя в потолок.

      Я пробую еще одну гайку, а потом еще одну, но они не подходят к болту. Оказывается, что гаек в ворсе много. Вдруг внутри меня что‐то щелкает, я запускаю пальцы глубже в ворс и начинаю тянуть ковер вверх.

      – Это просто какой‐то абсурд, – говорю я.

      Джо согласно мычит в ответ. Подняв ковер, я отпускаю его.

      – Подумать только! Что они хотят с нами сделать!

      – Свести, как гребаных панд в зоопарке.

      – Да нет, я про другое. Однажды они уехали из Кореи. Приехали сюда. Родили детей.

      – М-м-м-м.

      – Они выбрали из американской культуры только то, что им больше всего понравилось, а потом создали вокруг себя пузырь, этакую маленькую Корею. Они смотрят только корейское ТВ, ведут дела только с корейцами, общаются только с корейскими друзьями…

      – Строят свои корейские районы.

      – И в этом нет ничего плохого. Я их вполне могу понять. Если бы я уехал, например, в Непал, то стопудово с ума бы сходил без американского кино, двойных-тройных чизбургеров и англоговорящих друзей.

      – Думаю, в Непале есть макдак.

      Я смеюсь:

      – Понимаешь, что они сейчас делают? Что они с нами делают? Они хотят, чтобы и мы остались в этом же корейском пузыре.

      Джо садится и смотрит на меня, склонив голову набок.

      – Они мечтают о том, чтобы мы поженились и чтобы у нас были дети. И чтобы наши дети женились и выходили замуж только за корейцев и тоже рожали детей. Они хотят, чтобы даже после их смерти этот пузырь продолжал существовать. Они хотят, чтобы этот пузырь продолжал существовать вечно.

      Джо зажмуривается. Как и я, она чувствует, что мы застряли. Мы попались, но мы хотим вырваться на свободу. Она говорит совершенно спокойно:

      – Будто